Фиаско - [35]

И я потащился на другой конец платформы. Он следил за мной из-за газеты, потом двинулся следом. Я ускорил шаг, ужом проскальзывая между пассажирами. Оторвавшись от него на приличное, по моим расчетам, расстояние, я шагнул назад и спрятался в нише, где стояла скамейка, и снял с себя двустороннюю куртку. Вывернув куртку наизнанку, я снова надел ее, но уже другим цветом, нахлобучил капюшон и снял очки. Без них платформа сразу же показалась мне расплывчатым пятном, но вот вроде появилась какая-то женщина, одной рукой она тащила за собой хныкающего ребенка, другой — тяжелые хозяйственные сумки. Женщина подошла поближе и села на скамью рядом.

Я пристроился сбоку и сделал мальчугану «козу» — в ответ он еще пуще залился громким плачем. В животе у меня все захолодело, ибо расплывчатый силуэт узкого пальто двинулся вдоль платформы. Ребенок снова пронзительно завизжал и бросился на скамью, едва не опрокинув ее. Он орал, не умолкая, даже когда я поймал его за штанишки и, посадив на ногу, стал раскачивать вверх и вниз, как на качелях.

Услышав детский плач, мужчина в узком пальто обернулся и посмотрел на нас. Возможно, он искал человека с растрепанными волосами, в очках с тонкой оправой и в бежевой куртке, а увидел мужика в темно-синей куртке, с капюшоном на голове, успокаивающего расшалившегося малыша. Вероятно, мы напоминали счастливое семейство. Он принялся озабоченно разглядывать других пассажиров на платформе, но в это время вслед за обдавшим всех потоком воздуха из туннеля выскочил поезд. Женщина выхватила у меня плачущего ребенка и улыбнулась в знак благодарности.

— Почему бы мне не помочь вам нести эту поклажу? — предложил я и, не дожидаясь согласия, взял из ее руки тяжеленные хозяйственные сумки.

Поезд остановился, и я провел нечаянных «жену и сына» в вагон.

Мужчина в узком модном пальто помчался на другой конец платформы. В метро и после на улице, пока я добирался до редакции «Независимой газеты», его нигде не было, хотя я, не колеблясь, отдал должное ему по части слежки, что он и доказал, все время держа меня в страхе и напряжении.

12

Лидия Брелова, худая, бесплотная, с жесткими курчавыми волосами и веселыми глазами, показала мне на небольшой конференц-зал. Дочь Воронцова, еще более изящная, сдержанная, рядом с сотрудницами «Независимой газеты», одетыми в джинсы, с распахнутыми куртками, сидела на краешке складного стула и была воплощением официальности.

— Ну что, Таня, какое у вас ко мне дело? — спросил я, с ходу приступая к главному.

— Дело? — удивилась она.

— Да.

— Да нет у меня никакого дела. А что?

— Тогда извините. Меня не так информировали. Насколько мне известно, вы хотели встретиться со мной.

— Да, хотела. Поговорить насчет папиных наград. Чтобы вы помогли мне найти их.

— Боюсь, дело это очень шаткое.

— Как это понимать?

— Видите ли, есть тут одна заковырка. Я вовсе не уверен, что убит он из-за них. Скорее всего, это связано с характером его работы.

Она даже немного ужаснулась и переспросила:

— С характером его работы?

— Видите ли, он занимался одним расследованием в Госкомимуществе… Вам, разумеется, доводилось слышать о коррупции там? Есть предположения: либо он там раскопал что-то и намеревался обнародовать это, либо сам был замешан в скандальном деле с приватизацией.

— Есть предположения? — раздраженно выпалила она, негодующе выпрямившись. Затем привстала со складного стула и придвинулась ко мне. — Помните, я же просила воздержаться от всяких инсинуаций в отношении отца.

— Просить мог только он. Я все еще не отказался от мысли, что вы располагаете информацией, способной внести ясность и помочь расследованию.

— Вы ошибаетесь. Я заинтересована лишь в том, чтобы вернуть награды. Больше мне ничего не надо.

— Ну, эту проблему легко может решить милиция.

— Да они там все дуроломы, к тому же продажные. Они убийцу-то найти не могут, не то что ордена.

— Согласен с вами. Но есть и исключения. Следователь Шевченко, например, взяток не берет — я тому свидетель. Думаю, ему доверять можно.

— Не исключено. Но вот вы написали очерк — про торгашей с черного рынка. У вас с ними есть связи, а?

— Да, есть. Из-за них меня чуть не убили, черт бы их побрал. Но зато я узнал наверняка, что проследить путь украденных орденов почти невозможно.

— Не понимаю почему. На каждой награде отца выгравирована его фамилия.

— Вы уверены в этом?

— Да, это так.

— Тогда забудьте о наградах. Я интересовался ими. Ни у кого из торговцев черного рынка их нет. Вы лишь впустую потратите время.

— А вы расспрашивали каждого торговца медалями в Москве?

— Разумеется, нет.

— Но ведь тогда, может, у кого-то они и есть.

— Или да, или нет. Не исключено, что они уже в руках какого-нибудь частного коллекционера.

— Ну и отлично. Тогда я выкуплю их, у кого бы они ни оказались. Они очень дороги мне.

— Вы и впрямь полагаете, что я снова пойду бродить по рядам торгашей, расспрашивая их, поскольку вам не пристало бывать на таких рынках?

— А вас никто и не просит! Я купила бы любые отцовы награды на черном рынке. Они ведь, они же…

Эмоции не дали ей договорить, она встала и подошла к окну. Дневной свет согрел ее бледные щеки. Она немного успокоилась и повернулась ко мне. Мои глаза встретились с ее глазами — в них светилась неподдельная искренность.