Фианэль Отважная. Книга 1 - [17]

— Госпожа, — голос наставника прозвучал почти умоляюще, — давай прекратим этот разговор. Мне я вижу, вообще не следовало его затевать. Молчал бы, как и раньше.

— Раньше у тебя только зарождались смутные подозрения, потому и получалось молчать, — резонно заметила я, — но теперь их накопилось очень уж много. И все вместе, они, увы, составляют чрезвычайно ясную картину. Верно, дядюшка?

— Спокойной ночи, госпожа…

— Один вопрос, — остановила я его на самом пороге, — тётя Ири знает о пророчестве карлика Горхо, касающемся непосредственно меня?

— Нет, госпожа, я не захотел её расстраивать, — едва слышно признался дядюшка и попросил: — И ты ей не говори ничего. Авось боги будут к нам благосклонны и всё сложиться иначе, чем предсказал Горхо. Ведь как бы там ни было, но он всего лишь орк. А боги, есть боги. Всё в их руках. Всё…

Он ушёл, опустив голову. А я уснула только под утро, когда едва забрезжила заря. Проснулась же с тяжёлым сердцем и мрачная как грозовая туча. Потом правда отошла, ибо никто больше не упоминал ни мой стих, ни моё предполагаемое будущее.

Нда-а, вот такая у меня вышла история… Начавшаяся с Поэзии, а закончившаяся скверным Пророчеством.

Я пробыла в библиотеке ещё с полчаса, листая тетрадь и перечитывая некоторые, особо дорогие сердцу стихи. Ушла же полностью ими успокоенная, и без малейшего желания что-либо рвать. С собой кроме тетради и черновиков, я прихватила чернильницу, вместе с гусиным пером. Да и чего спрашивается тратить время на бесцельное хождение по комнате, в ожидании дядюшки, когда можно провести его в сладком поиске рифм, украшающих прекрасными цветами, стройный стебель смысла, основу всякого, не пустопорожнего стиха. Тем более ещё совершенно неизвестно, явиться сегодня дядюшка, или нет.

Прежде чем зайти в пакгауз, я немного постояла у поднятого моста, пристально вглядываясь в изгибы ведущей на юго-запад тропы, постепенно поглощаемой сосновым раздольем. Но в округе всё было спокойно: лишь где-то совсем невдалеке, гулко и упорно, долбил могучий ствол неутомимый дятел. Однако поселившаяся в моей душе тревога не убыла, ибо это спокойствие ещё ни о чём не говорило. Враги могли хорошо затаиться, и, напав на дядюшку исподтишка, попытаться убить без особого шума. Хотя… Застать его врасплох, дело было конечно практически немыслимое. А могли уйти так далеко, что стрекот сорок, стороживших покой леса и потревоженных их чужеродным присутствием, находился уже за пределами слышимости. И, если место ранения Локи, не раскроет дядюшке, необходимые нам тайны пришельцев, то ему в таком случае, придётся пойти по их следу. И кто знает, чем это кончится? Вдруг незваные гости всё же окажутся, способны на хитроумную западню? Или их будет слишком много, на него одного? Но как бы там ни было, а отправиться ему вослед, я всё равно не могла. Поэтому следовало, загнав дурные мысли поглубже, возвращаться назад к волку, требующему заботы и присмотра. Что я и сделала, кинув последний взгляд на тропу, послужившую дядюшке отправной точкой.

Когда я вошла в гостиную, Локи лишь на мгновение приоткрыл глаза и тут же вновь погрузился в так необходимый ему сейчас сон. Стараясь не побеспокоить больного, я тихонько подвинула кресло поближе и, устроившись поудобнее, застыла, глядя как тяжело вздымается и опадает, его густая, рыжая шерсть. По прошествии примерно часа, волк очнулся. Я помогла ему напиться, и он вновь уснул. Я же продолжала сидеть, будто застывшее изваяние и терзала себя вопросами, ответы на которые мог по возвращении дать один лишь дядюшка. И при этом естественно я испытывала огромное сожаление из-за неспособности Локи изъясняться посредством мыслеречи, как умел папин Булат, ибо тогда о происшедшем мы узнали бы от самого волка. Но тут уж ничего не поделаешь, потому как из числа зверей, общаться подобным образом, в нашем мире могли только драконы. Не составлял исключения и мой славный Крауг, ныне запропавший неведомо где. Конечно, зачастую, он бывал не очень разговорчив и беседы с ним требовали немалого терпения. Но что с того? Обмен мыслями с драконом, стоил такой жертвы.

Когда безделье мне основательно прискучило, я встала и, стараясь не шуметь, переместила к креслу небольшой, круглый стол на трёх изящно выгнутых ножках, на котором находилась тетрадь и остальные принадлежности для письма. Однако прежде чем вновь усесться в кресло, я, разминаясь, немного походила по комнате. А потом долго перелистывала тетрадь, в надежде, что предыдущие успехи окрылят, приподнимут над бренной землёй и откуда-то сверху, с божественных небес, на меня снизойдёт радостное блаженство Вдохновения. Увы, мои чаяния не оправдались. Это впрочем, если и огорчило, то совсем чуть-чуть, ибо я давно свыклась с капризной природой своего дарования. А через силу, без тонкого внутреннего настроя, я за сочинение стихов никогда не бралась. И как-то случайно получилось, что тетрадь осталась лежать раскрытой на странице с закладкой. На той самой странице, где нежная Поэзия, говорила устами Войны. И, наверное, поэтому, мою бедную головушку, заполонили невесёлые воспоминания о короткой жизни в Солнечной Долине. Вернее сказать в окружающем её Изумрудном Поясе, широком кольце девственного леса. Из череды этих воспоминаний, с особой, беспощадной чёткостью выделялся один эпизод: неширокая, мелкая речушка Медуница, тело мамы, неподвижно лежащее в воде и возвышающийся над ней, надменный красавец-эльф. Тот самый, у которого хватило совести поглумиться над мёртвой и вдобавок избить до полусмерти, совсем маленькую девчушку… Имя подонка — Арбэле Солнцеликий, услышанное тогда от хохочущих товарищей оного, жгло моё сердце жаждой отмщения уже одиннадцать лет. И я рассчитывала по прибытии в Солнечную Долину, вызвать его на поединок, где он опять сможет продемонстрировать свою силу и «храбрость». Вот только при этом шансов победить у него не будет почти никаких. Подобная самоуверенность основывалась отнюдь не на беспечной глупости. Нет. Просто уж больно хорошо учил меня дядюшка убивать как с оружием, так и не имея под рукой совершенно ничего. Я же со своей стороны, вникала в его науку действительно досконально, выкладываясь и стараясь вовсю. А стимулом к столь безжалостному отношению к самой себе, послужили сладкие грёзы о встрече с вышеупомянутым обидчиком. Жаль только что не довелось, мне пока свершить задуманный, справедливый суд. Осуществлению давнего замысла, помешала жаркая ненависть, внезапно накатившая на меня при виде важного, самодовольного деда Танобарга, встречающего внучку на парадной лестнице своего роскошного дворца, в окружении слуг и родни. Помнится, я ещё пристально заглянула ему в глаза, ожидая увидеть хоть какое-то раскаяние за причинённое им моей маме, а его дочери, зло. Но увидела в них лишь откровенную скуку и презрение к моей персоне. И тогда я, сорвавшись, плюнула ему в холёное, распрекрасное лицо, хотя вместо этого, могла запросто пырнуть в бок кинжалом. Увы, но, ругая меня всю обратную дорогу за содеянную выходку, тётя не учитывала этого второго, вполне возможного варианта. В сравнении с которым, произошедший инцидент мог показаться сущим пустяком. Вобщем… Как я и говорила, моя несдержанность напрочь перечеркнула надежду поквитаться с Арбэле, ибо нас тот час, без особых церемоний спровадили из Солнечной Долины, а потом и за пределы их проклятого королевства. Месть не свершилась, а ведь именно ради неё я собственно и прониклась идеей предпринять это далёкое, трудное путешествие. Ради мести и ещё одного дела, в принципе с ней не связанного, но не исполненного тоже… А состояло оно из желания взять немного земли с маминой могилы, для того, что бы постоянно носить её на шее в золотом медальоне, найденном мной в древних руинах на юго-востоке от плато. В былые времена дружбы и приязни, мы с Брысечкой порой играли там в прятки. Но времена те давно прошли, а медальон в виде солнца, раскрывающегося при одновременном нажатии на верхний и параллельный ему нижний луч, остался. Мысль же использовать его подобным образом, пришла ко мне в период, когда я только начинала задумываться о посещении нашей с мамой общей родины. Родины, обошедшейся с нами обоими, как с худшими из преступников…