Фея Семи Лесов - [12]

Я поняла, что победа осталась на моей стороне, и радостно улыбнулась сквозь слезы.

Нунча некоторое время смотрела на двух своих воспитанников, уже не в первый раз перечивших ей, и распалялась все больше и больше. Но делать ей все же было нечего. Она в гневе швырнула полотенце в угол, повернулась к нам широкой, мощной спиной и яростно зазвенела мисками, убирая посуду.

Антонио погладил меня по голове.

– Все в порядке, Ритта. Иди спать.

Я улеглась на топчан возле потухшего брачьери[13] и крепко прижалась к самому старшему брату, Джакомо. Возле него было так тепло и уютно… Джакомо спал, но, почувствовав мое прикосновение, проснулся. Его быстрые и проворные пальцы пробежали по моему лицу, стремясь «увидеть» меня, коснулись моих глаз, носа, щек, погладили волнистые волосы, ласково щекотнули шею… Джакомо был слеп. Когда ему было десять лет, он тяжело заболел. Болезнь закончилась слепотой… Сама я уже не помнила его зрячим. Он не годился ни на какую работу, кроме чтения молитв, которые знал так хорошо и много, что мог читать их два часа кряду без остановки.

Джакомо, темноволосый и стройный восемнадцатилетний юноша, был самым красивым из моих братьев, и даже несмотря на свою слепоту, нравился девушкам. Особенно красивы его глаза – темно-голубые, большие, в ореоле длинных черных ресниц. Лишь только темные зрачки были странно неподвижны и устремлены в одну точку. Джакомо был не такой смуглый, как все остальные в нашей семье, у него были изящные ласковые руки с чувствительными и длинными, как у гитариста, пальцами. Если бы он был одет побогаче и поизысканней, все непременно принимали бы его за настоящего синьора.

– Это я, Ритта, – прошептала я, прижимаясь губами к его щеке. – Мы только что с праздника. Джакомино, милый, расскажи сказку.

Он улыбнулся.

– О фее Кренского озера или о трех апельсинах?

– Обе…

Его рука мягко гладила мои волосы. Я устало закрывала глаза и тихо слушала мерное журчание старой сказки. Голос у Джакомо был замечательный – тихий, выразительный, легко изменяющийся при подражании разным героям сказки.

– В далеких Ниольских горах, где так редко идут дожди, где камни от жары рассыпаются в прах, а земля сохнет и становится твердой, словно кремень, жались к склонам бедные дома маленькой деревни…

Яркие волшебные картины оживали у меня в воображении, вспыхивали перед глазами разноцветными радугами. Братья тоже молчали, хотя я знала, что они не спят. Джакомо было невозможно не слушать. Мы понимали, что наш слепой старший брат на самом деле талантливее всех нас, вместе взятых…

– В этот миг явилась перед ним фея: косы у нее были словно сплетенные из золотистых солнечных лучей, глаза голубые, как вода Кренского озера, а щеки – как нежные лепестки цветов шиповника… «Слушай, Франческо! – сказала она. – Я – фея Кренского озера. И я решила исполнить три твоих желания…»

Мягкий туман сна окутывал меня. Сказка завораживала, переносила из темной убогой комнатушки в просторные сверкающие миры, где все блещет яркими красками – голубыми и белыми, розовыми и бледно-желтыми…

– …И тогда разрезал принц третий, самый большой апельсин. Он раскрылся, как цветок раскрывает лепестки, и явилась перед принцем девушка невиданной красоты. Уж какие красивые были те две другие, но рядом с ней они бы показались просто дурнушками. Лицо ее было нежнее, чем лепесток апельсинового цветка, глаза зеленые-зеленые, как завязь плода, а косы золотые, как кожица спелого апельсина.

Джакомо наклонился надо мной, словно проверяя, сплю ли я. Мое дыхание было ровным и спокойным, однако я не спала, а лишь засыпала. Он повернулся к братьям.

– Ритта спит, – тихо сообщил он. – Я слышал, у вас снова была размолвка с братьями Сантони?

– Не со всеми братьями, – отозвался Антонио. – Только с Антеноре.

– Из-за чего?

– Из-за Аполлонии.

– Да и не только из-за нее, – добавил Винченцо. – Если еще хоть один выродок из этого проклятого семейства посмеет обидеть Нунчу, или Ритту, или кого-нибудь из нас, я им покажу, что такое настоящая вендетта.[14]

– У нас с ними давняя вражда, – глухо сказал Антонио.

– У нас с ними вражда, – как эхо, повторил Джакомо. Антонио раздраженно перевернулся на бок, натягивая на себя одеяло.

– Ты, Винчи, будь поосторожнее, – тихо произнес он, – не попадайся Сантони на пути, когда ты один. У тебя слишком горячее сердце.

– У тебя оно еще горячее.

– Но я старше и сильнее, Винчи.

Дальше дослушать я уже не смогла. Сон упрямо тянул меня в сладкое желанное забытье. Веки стали так тяжелы, что я была не в силах открыть глаза. Мелькнула лишь мысль о том, что братьев Риджи больше, чем братьев Сантони. Но сон мягкими прикосновениями погасил эту мысль, и я заснула.

2

Хотя нас и называли в деревне лаццарони, наш дом едва ли чем-то отличался от остальных деревенских построек. Мы жили на окраине деревни, возле быстрого пенистого притока реки Магры – вода в нем, сбегая с гор, была холодная и прозрачная, как хрусталь. На реке стояла мельница синьора Клориндо Токки. По оба берега тянулись необозримые пышные виноградники. Лоза уже в июне наливалась пряным золотистым соком и сгибалась до земли. Восточнее, за роскошным маковым лугом, находилась траттория