Февраль - [17]

– Боюсь, что так, – согласился с ним Арсений, всё ещё опасливо оглядываясь на тропинку, ведущую к отелю. Похоже, он всё ещё опасался погони.

– Меня она, к примеру, преследовала ровно до тех пор, пока не добилась-таки своего! – Загадочно добавил Гранье.

О чём это они? Я невольно обернулась на Габриеля, а тот, спрятав улыбку, пояснил:

– Мадам Фальконе требовала от меня написать её портрет, как только узнала, что я художник. Я поначалу пытался отказаться, но вовремя сообразил, что отделаться от неё не так-то просто. Эта итальянка на редкость упёртая женщина, и во всём привыкла идти до конца.

– А от вас, Арсен, чего она так старательно добивалась? – Заинтересованно спросила Нана.

– Статью о её фамильном замке в Турине, – вздохнув, пояснил мсье Планшетов. – Я пытался сказать ей, что освещаю только светскую хронику, но уж никак не историческую, но эта упрямая мадам и слушать меня не желала! Господь всемогущий, кому вообще пришла в голову идея сказать ей о том, что я журналист? – Он с подозрением прищурился, глядя на Гранье. – Не тебе, часом?

Габриель прижал руку к груди, изображая неподдельное возмущение, но я уже знала эти его уловки, и невольно засмеялась. И не одна я.

– Думал, таким образом она отстанет от тебя с просьбой о портрете? – Простонал Арсен, взявшись за голову. – Габриель, ну и какой ты друг после этого?!

– Портрет, между прочим, я ей уже написал, – смеясь, ответил Гранье. – Я же не виноват, что она запросила ещё один? Видите ли, в прошлый раз наряд её был слишком скромен, и ныне она захотела что-то более современное, декольтированное и… хм, я, кажется, отвлёкся от темы. Так что твоя статья?

– Я объяснил ей, что история старого туринского замка вряд ли заинтересует парижскую или бернскую газету, но она и слушать меня не стала! – Отозвался Арсений. – Представьте только, поехала за мной в город, и всю дорогу рассказывала о своей родине! Право слово, никогда ещё дорога не казалась мне такой долгой!

– Арсен, вы жестоки! – Воскликнула Габриэлла с укоризной. – Возможно, мадам Фальконе просто хотела вашего общества, а вы совсем не оценили её попыток!

А что, предположение здравое. Учитывая то, как бесконечно красив был русский журналист. Я и сама, вероятно, не отказалась бы от его общества. Блондины меня всегда привлекали куда больше брюнетов. Невольно вспомнился тот самый соседский мальчик, голубоглазый и светловолосый, моя первая любовь… чем-то они с Арсеном были похожи. Наверное.

– Ох, Габби, я прошу вас, не будем об этом! – Закатив глаза, произнёс Планшетов. И, подмигнув мне, спросил: – Вы, кажется, собирались на прогулку? Прошу вас, позвольте составить вам компанию! Спасите меня от общества мадам Соколицы! Боюсь, ещё пару минут с ней я просто не переживу!

Бестактно, конечно, говорить такое о женщине, но Арсен был столь очарователен, что ему простили всё. И не только я: и Нана, и Габриэлла тоже попали под власть его обаяния. И, похоже, обе они искренне сострадали ему, до того испытав на себе, как невыносима порой может быть мадам Фальконе. Поэтому я улыбнулась, и сказала дружелюбно:

– Как вам будет угодно, мсье.

Томас выпустил мою руку, ибо у меня наконец-то появилась пара, и, когда Арсен коснулся моей ладони в кружевной чёрной митенке, я невольно улыбнулась. В самом деле, он был похож на того мальчика, которого я любила когда-то. Правда, глаза у него были не голубые, а карие. Тёмно-карие, почти чёрные, что казалось немного удивительным при таких-то светлых волосах!

Однако, я решила не забивать голову мыслями о красивых мужчинах, и обратилась в слух, когда Томас начал рассказывать печальную историю домика у реки.

VI

– Когда-то давным-давно, около столетия назад, в этом доме жила одна девушка, дочь местной знахарки и травницы, – тихим и печальным голосом начал Томас, – ей не посчастливилось влюбиться в кого-то из предков герра Шустера, хозяина этих земель. Тогда «Коффин» ещё не был известным на всю Швейцарию отелем, тогда это было всего лишь большое поместье неподалёку от столицы.

Парковая аллея поворачивала налево и спускалась вниз, где начиналась дорога к городу, а мы же пошли направо, по маленькой тропинке, выложенной мелкими камешками. Здесь повсюду были кусты шиповника, идеально подстриженные и ухоженные, очевидно, эта часть парка не была заброшенной. Шустер наверняка знал печальную историю дома у реки и умудрился даже её обернуть себе во благо, превратив старую хижину в излюбленное место для прогулок.

– Её избранник был молод и богат, и являлся так же единственным наследником отцовского состояния, и хозяином близлежащих земель, – продолжал Томас, с интересом оглядываясь по сторонам. Лиственницы сменились елями, кусты стали гуще, а оттого лес казался темнее. А какой здесь был воздух! Бог ты мой, какой чистый, какой приятный, лёгкий… Здесь даже дышалось по-другому. Не то, что в душном, давящем Лионе, где в окно то и дело залетали «чудесные» ароматы железнодорожного вокзала… Ах, даже вспоминать не хочется!

– Мы уже почти пришли, – тихонько сказал мне Арсений, довольно интимно склонившись ко мне. Думаю, он просто не хотел перебивать Томаса с его рассказом, поэтому шептал мне в ухо, но со стороны этот жест наверняка выглядел двусмысленно. Готова поспорить, что Габриель обратил на это внимание. Но оборачиваться и проверять я не стала, и, спрятав улыбку, сделала шаг вперёд, и вышла на аккуратную поляку неподалёку от небольшого водопада.