Феррано - [2]

— Скажите, а почему картины висят так? — спросил вдруг незнакомец.

— Что Вы имеет в виду? — удивилась Нина.

— Ну, насколько я знаю, академики выделяют периоды в творчестве Феррано несколько иначе.

Нина, краснея, пояснила.

— Думаете?

Нина кивнула, незнакомец почему-то улыбнулся.

— А вот эта картина, — он указал на «Портрет мертвой женщины», — почему она висит отдельно?

— Я думаю… — Нина вздохнула. — В картина Феррано ранее не было трагизма. Понимаете? Он рисовал только радость, красоту. А здесь — смерть. Я думаю, что-то с ним произошло тогда, ведь картина нарисована после длительного перерыва. Что-то что переменило его… Знать бы только что?..

Они оба вгляделись в картину. На ней изображена женщина, глубокая старуха, сидящая в кресле на террасе дома. По всей видимости, родственники вывели её погреться на солнышке, и ещё никто не знает о случившемся.

— Посмотрите, она ведь улыбается, — продолжила Нина. — Она прожила долгую жизнь и умерла так, как подобает в старости. В тепле, достатке, в своём доме. Я думаю, что Феррано только тогда начал понимать, что такое смерть.

— Спасибо, — сказал вдруг незнакомец и пожал ей руку.

Это было так неожиданно, что Нина раскраснелась и быстро затараторила:

— А Вы знаете, Феррано не нарисовал ни одного автопортрета!

— Почему Вы так решили? — рассмеялся незнакомец. — Он нарисовал уйму автопортретов. Разве можно научиться рисовать чужое лицо, если не можешь изобразить своего собственного?

— Но ведь нет ни одной картины!

— Значит, они уничтожены, вот и всё.

— Но почему?

— Наверное, он просто не хотел, чтобы потомки знали его лицо.

* * *

— Ниночка Аркадьевна, а ведь он красавчик! — сказала вдруг Лариса. Это была ужасно красивая и не менее вульгарная девица, едва закончившая колледж культуры и ещё не успевшая выйти замуж. Нину она откровенно презирала, и сама Нина отвечала ей мягкой нелюбовью.

— Что? — не поняла её Нина.

В тот же день, вечером после работы, она вместе с другими сотрудницами галереи одевалась в служебном помещёнии. Правда, обычно просто так топталась рядышком — прихорашиваться не считала нужным, но уходить первой не хотела.

— Ну, тот парень, что премиленько так взял Вас за руку у той дурацкой картины с мертвой старухой, — продолжила Лариса.

Слова сказаны — смутившуюся молодую женщину окружила стайка коллег, жаждущих подробностей. За Нину говорила Лариса. Оказывается, она успела разглядеть незнакомца с головы до ног: он был хорошо и, главное, дорого одет, явно иностранец, а уж как он смотрел на Нину!

— А из его кармана выпало вот что! — под конец заявила Лариса и достала из кармана флаер какого-то клуба. — Это, между прочим, весьма модное, очень дорогое закрытое заведение. — Она церемонно протянула флаер.

И внезапно Нина поняла, что Лариса ей завидует.

III

Её жизнь иссякла.

С последней картиной, упакованной для отправки, всё утратило смысл. Её тело продолжало дышать, двигаться, но делало это чисто механически, в силу необходимости производить те или иные действа.

Она соприкоснулась с Богом, и ничто более не могло сравниться с этим.

Нина взяла отпуск.

* * *

Весь день она сидела на диване, скрестив руки на коленях, в полной тишине.

Абсолютной тишине.

Давящей тишине.

Феррано!

Она и без того получила больше, чем могла мечтать — она прикоснулась к Богу! И теперь осталось только воспоминать те дни, когда в залах галереи царили его картины, как она шествовала мимо них, говорила о них.

О нём.

«Феррано был величайшим художником своего времени».

«Величайшим? Не надо так громко! Он был небрежен…»

Нина аж вздрогнула. Но ведь есть ещё он! Тот самый таинственный незнакомец, с которым она так легко говорила о Феррано.

Кинулась в прихожую. В кармане плаща разыскала смятый флаер, развернула. На нём размашистым почерком написано: «Мерлинк, 20 числа будет наша вечеринка. Ждем тебя в восемь».

Мерлинк!

Сердце Нины сжалось: незнакомца звали точно так же, как и Феррано! Это не может быть простым совпадением — это знак свыше.

Нина бросила взгляд на календарь: двадцатое уже сегодня.

* * *

В клуб Нину пропустили, стоило показать смятый флаер и слабо пролепетать: «Я с ним. Я к нему». Охранник, конечно, поусмехался, но в сторону отошел. Нина оставила в гардеробе свой куцый плащ, бочком прокралась в зал, заняла место у стены. Огляделась. Мерлинка, по всей видимости, ещё нет.

Сам клуб оказался именно таким, каким она себе его представляла: пафосным и с такими ценами, что похолодело в желудке. Нина заказала чай и хлебные палочки.

В полумраке постоянно происходило какое-то движение. Нина вгляделась — тут же отвела взгляд. Неподалеку от её столика танцевали две девушки, непристойно прижимаясь друг к другу. Вообще в клубе, насколько она могла судить, все держались небольшими группками: по три-четыре человека, чаще парами.

Вскоре Нина поняла, что ей интересуются. Но стоило так подумать, как за её столик села рыжая девица.

— Кого-то ожидаешь? — Она подперла голову белоснежными руками и уставилась на Нину зелеными, как у кошки, глазами.

— Я… да вот… Мерлинка…

— Слышишь, Карл! — девица повернулась и крикнула в темноту клуба. — Она ждет Мерлинка!

— Француза? — отозвался мужской голос; из полумрака материализовался его обладатель — невысокий неприятный тип в очках, с маленькой темной бородкой. — Так его нет! Он может вообще не прийти. — Сел рядом. — А вот мы бы составили тебе компанию. Ты же не против?