Ферма кентавров - [68]

Тут же между кустами проскользнул белый зверь. Это был Веркес, третий среднеазиат, купленный Владимиром Борисовичем, родной брат Акташа и Дженни. Он, я чувствовала, приготовился прыгать, но вовремя учуял мой запах и теперь вовсю вилял обрубком хвоста.

Через густой неухоженный сад я пошла, не прячась. Просто в голову не пришло скрываться. Это же был и наш дом, мы жили здесь целых три года, играли в прятки за кустами красной смородины и крыжовника. Тут вот, на самом высоком абрикосе висели наши качели. Между чердаком, грецким орехом и яблоней натянуты были веревки для игры в Маугли… Давно уже убрали всё это, но сад я знала как пять пальцев и рада была окзаться в нём снова, хоть ноги вязли в сырой земле, она налипала на кроссовки, словно кандалы.

Освещённое окно было открыто, я хотела уже заглянуть и поздороваться, но тут звякнуло что-то стеклянное и послышался голос Костика:

— И тогда этот… цыплёнок недоношенный кинулся на меня с кулаками!

Мне стало неприятно, как будто на обеденный стол посадили скользкую жабу. Захотелось уйти, но Костику ответила не тётя Оля, а… наш тренер!

Он приехал!

— Ты должен понять, Мария пережила тяжёлое потрясение, психика у неё сейчас довольно неустойчивая…

— Понять?! Эта дрянь мне чуть нос не сломала!

Я внутренне запрыгала от радости. Молодец, Машка! Так ему и надо!

Костик продолжал, а я подобралась под окно, присела на выступающий фундамент и слушала:

— Эта маленькая сволочь корчит из себя ангелочка — самоубийство, сю-сю — му-сю! Но как дерётся, поганка! Ты их совсем распустил. Надо было совершенно по-другому воспитывать. Они кем должны тебя считать? — Бла-го-детелем! Ты их вытащил из детдома, кормишь-поишь, на лошадках катаешь… Они р-руки тебе должны целовать! А ты с ними цацкаешься — деньги каждую неделю выдаёшь, советуешься, когда шмотки покупаешь… Тьфу! И вот — имеешь результат: одна сбегает из дома, другая кидается на взрослого человека — причём из-за чего это всё? Из-за того, что я законно, понимаешь: за-кон-но! — продал свою собственность. А эту Свету надо в розыск объявить. Через ментуру. Неизвестно, что она натворит. Между прочим, ещё не факт, что жеребец сам по себе сбежал. Может, это её штучки. Игорь говорил, что видал, как на лошадь какой-то ребёнок забрался.

Ага, всё же конюх меня заметил… И Костик верно угадал.

— Ты, ты сам виноват… Договаривались же, раз и навсегда, продаём только вместе, по обоюдному, понимаешь, согласию. Что стоило тебе меня подождать? — голос у Владимира Борисовича был не обычным, я приподнялась и осторожненько заглянула в окно.

Как пахнет жареная картошка! У меня даже голова закружилась, а в животе появилась тоска. Владимир Борисович и Костик сидели за столом, покрытым розовой скатертью. На можжевеловой дощечке стояла сковорода, на которой ещё оставалась.. Кар-то-шеч-ка! Поджаристая, моя любимая… Рядом — тарелка с солёными огурцами и две прозрачные тонкие бутылки, одна почти пустая, другая — непочатая, заклееная узкой акцизной полосочкой. Водка.

Понятно… Я снова села — слушать дальше.

Костик горячо заговорил:

— Влад, пойми, такое предложение упускать было нельзя! Пятьдесят тысяч баксов! Мы никогда ещё так выгодно не продавали! Десять тысяч — максимум… Ну, чего тут говорить, сам же знаешь. И ты не представляешь, с каким трудом я этого Януша сюда затащил, он же корчит из себя черт-те-что, он говорил мне, что здесь, в Крыму, всех приличных лошадей знает, но ничего интересного для него нет. А посмотрел — и как влюбился в этого Боргеза, честное слово. Такое лицо я видел раньше только если мужик красивую бабу глазами провожал. Никого больше не хотел. Ты посчитай, мы купили этого коня жеребёнком за триста баксов, вложили — не больше двух тысяч, если даже считать содержание этой соплячки, Светы, которая за ним ухаживала. Всего-то! А тут — пятьдесят штук!

— Костяй, мы же договаривались, этих лошадей, основных, не продавать!

Меня так и залило тёплой радостью и любовью. Наш тренер всё понимает, значит, сейчас он поставит на место этого жирного… не могла даже слова подобрать, каким назвать Костика. Значит, мы сможем вернуться! Станет как прежде — тренировки, школа, уютные вечера в тёплой комнате, любимые книги…

Но Костик не оставлял попыток переубедить Владимира Борисовича:

— Я считаю: твой детдом — твои заботы, а у нас бизнес, не благотворительность! Вместо того, чтобы содержать кучку сопляков, дешевле было бы нанять пару-тройку жокеев…

Нет, Костик, наверное, всю жизнь торговать лошадьми будет — ничему не научится. Жокеи-то бывают только на скачках, и ещё — там, где тренируют скаковых лошадей.

Он продолжал:

— Но если ты хочешь возиться с мелкотой — ладно. Твоё дело, я тут не вмешиваюсь. Но какая разница — эти кони, те… Это — товар. Товар должен приносить что? — прибыль. И нечего размазывать слюни по картону.

— Ты ог-граничен, ты не чувствуешь… А тут понимать надо. Ты даже не представляешь, в какой убыток впал — мы впали в убыток! — когда продал ты Боргеза. Через пять лет надо было его продавать, не раньше. Тогда бы этот жеребец вдесятеро больше стоил бы, ну, если не вдесятеро — впятеро, точно.