Фердинанд Врангель. След на земле - [31]

Шрифт
Интервал

По случаю праздника Пасхи сделали привал. В обтесанную топором льдину вбили оштол с водруженной на нем горящей свечой. У основания оштола поставили икону Николая-чудотворца. Купец Бережной прочел подобающие молитвы, после чего все с чувством затянули духовные песни. На сей торжественный случай было припасено и угощение — оленьи языки и праздничная норма водки. Разведенный на льду большой костер щедро горел полдня. Все разговоры, о чем бы ни начинали, в конце концов сводились к высказываемой то одним, то другим надежде на благополучное возвращение. Свою порцию праздничных излишеств получили и блаженно отдыхавшие собаки.

Чем ближе продвигался отряд к складу провианта, тем чаще встречались следы ведущих в том же направлении медвежьих и песцовых следов.

— Тот-то они полакомились! — горько шутил Матюшкин.

Торопясь проверить, цел ли склад, Врангель на трех нартах поспешил по медвежьим следам вперед. Преодолев несколько опасных трещин, едва не угодили в полынью. Льдина по ту сторону трещины вдруг начала клониться под тяжестью въехавшей на нее упряжки, и задние собаки, отчаянно визжа, стали тонуть в воде.

— Вперед, Кучум, вперед! — Татаринов оштолом взгрел пятерку передовых собак во главе с вожаком. Длина нарты тоже препятствовала уйти в промоину. Собаки отчаянно рванули и вытянули за собой остальных. Татаринов перекрестился.

Несмотря на мозаику звериных следов вокруг ледяного склада, он оказался цел, и, когда подъехали остальные, продукты выкопали и разместили на нартах.

Через пару суток, когда отряд держал путь к Медвежьим островам, при сильном ветре началась метель. Боясь растерять в пурге товарищей, Врангель приказал связать все нарты и остановиться на ночлег. Бешеный ветер рвал из рук палатку, не позволяя установить ее, задувал костер. Пурга продолжалась всю ночь, и наутро, когда она утихла, лишь шесть больших сугробов обозначали место, где непогода застигла караван. Чертыхаясь, начали раскапывать снег и освобождать друг друга и зарывшихся в снег собак.

Прояснившееся небо открыло на расстоянии пяти верст гранитные утесы Четырехстолбового острова.

— Вот она, наша искомая и ненаглядная земля! — вскричал Матюшкин.

Было трудно понять, то ли радость его искренна, то ли он опять горько шутит, намекая, что это совсем не та земля, которую они надеялись найти.

Свидание с землей вызвало у всех огромное облегчение. Натаскали в большую кучу наносный лес, поставили у скалы палатку и, разведя жаркий костер, начали сушить промерзшую одежду. Какая-то птичка вдруг весело заверещала над головой.

— Пуночка! — вскричал Татаринов. — Вот и пуночка прилетела, весну принесла.

Врангель же с грустью размышлял, что поход заканчивается, но, в отличие от предыдущего, его нельзя признать особо удачным. Много рисковали, и все без толку, А ведь была у него мысль поручить руководство походом Матюшкину, а самому заняться обработкой материалов поездки к Шелагскому мысу. Хорошо, что передумал. Матюшкин, с его не знающей тормозов отвагой, мог и не вернуться назад, погубить людей.

Что ж, если не удалось отыскать «землю Андреева», можно в таком случае подробно осмотреть всю группу Медвежьих островов. Для их описи разделились на два отряда. На самом крупном из них, Крестовом, обнаружилось множество берлог и нор — укрытий песцов, медведей, волков. На южном берегу мелькнуло и тут же исчезло небольшое стало оленей.

На другом острове отыскали весло, похожее формой на юкагирское, полозья от нарт и человеческие кости.

Купца Бережного богатая добыча ждала на четвертом по счету острове — в крутом земляном холме покоилось целое кладбище мамонтовых костей и бивней. Однако они прочно вмерзли в землю, и лишь с помощью казаков, вооруженных лопатами и пешнями, удалось освободить пару бивней и уложить на нарты.

Вновь соединившиеся отряды экспедиции направили путь на юго-запад, и через полсотни верст радостное восклицание нартовщика, обнаружившего свою давнюю ловушку на зверя, возвестило, что путешественники благополучно достигли матерой земли.

Через пару дней отряд уже ночевал в теплых домах Походска — селения на устье Колымы.


Врангель не мог припомнить, чтобы когда-либо прежде с таким нетерпением ожидал весеннего пробуждения природы. После двадцатого мая уже не исчезавшее с горизонта солнце растопило лед на стрежне Колымы, покров реки прорезали глубокие трещины; льдины, толкаемые течением, начали расходиться, с шумом ползли друг на друга, и вот освободившаяся от панциря река понесла ледяные поля в океан.

Взлом льда ознаменовался и первым дождем. Воспрянув от спячки, зашевелились растения, на проталинах показалась трава, на ивовых кустах набухали почки.

Облачившись в высокие резиновые сапоги и прихватив зрительную трубу, Врангель уходил в тундру, к близлежащим озерам. Буйное оживление ощущалось там с особой мощью. Меж трав и мшистых кочек журчали ручьи, слышалось призывное пение птах — кулика, песочника, чернозобика. В синь озер, там, где уже обозначилась вода, с шумом плюхались стаи уток, и при удаче можно было видеть в окуляр трубы скрадывающего добычу песца.

Но благодать длилась недолго. Прогревшийся воздух вызвал к жизни бесчисленное кровососущее племя. Лишь едкий дым отпугивал комарье, и теперь почти в каждом дворе Нижнеколымска свет солнца застилала густая молочная пелена от разложенных хозяевами дымокуров.


Еще от автора Аркадий Иванович Кудря
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти.


Кустодиев

Творчество этого художника широко известно всякому, кто хоть немного разбирается в живописи. Однако не каждый знает, что жизнь Кустодиева, пришедшаяся на переломные для России времена, была омрачена тяжелой болезнью. Он мужественно боролся с недугом и наперекор судьбе воспевал в своем творчестве радость жизни. Впервые публикуемые в книге архивные материалы позволяют значительно шире показать отношения Кустодиева с родными и друзьями, прояснить его политические симпатии и антипатии, углубить представление о том, что писали о нем современники и что ценил в собственном творчестве сам художник.


Верещагин

Выставки Василия Васильевича Верещагина в России, Европе, Америке вызывали столпотворение. Ценителями его творчества были Тургенев, Мусоргский, Стасов, Третьяков; Лист называл его гением живописи. Он показывал свои картины русским императорам и германскому кайзеру, называл другом президента США Т. Рузвельта, находился на войне рядом с генералом Скобелевым и адмиралом Макаровым. Художник побывал во многих тогдашних «горячих точках»: в Туркестане, на Балканах, на Филиппинах. Маршруты его путешествий пролегали по Европе, Азии, Северной Америке и Кубе.


Правитель Аляски

С именем Александра Андреевича Баранова неразрывно связано освоение русскими первопроходцами побережья Америки. Он основал столицу Русской Америки — Ново-Архангельск. При нём в 1812 г. была заложена в Калифорнии крепость Росс и даже предпринята дерзкая попытка закрепиться на одном из Гавайских островов. Как писал выдающийся исследователь Аляски Л. Загоскин, «полтора миллиона квадратных вёрст материка Америки есть подарок России от Александра Андреевича Баранова... человека, обрёкшего себя на 28-летнее отлучение от родины, им пламенно любимой, в край совершенно новый и дикий в ту пору для всей Европы».Роман современного писателя Аркадия Кудри рассказывает об освоении русскими первопроходцами побережья Америки, об Александре Андреевиче Баранове, первом главном правителе русских колоний на Аляске.


Рекомендуем почитать
Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.