Феодал. Федерал. Фрондер. Форпост - [32]
В тот же день я составил график командировок и послал замов по городам и весям – проверять готовность территорий к новогодним испытаниям. При этом мы условились – 31 декабря работаем до семи вечера, проводим оперативку и разъезжаемся по домам, а 1 января приходим на работу в полдень и снова собираемся на оперативное совещание.
Чай вместо шампанского
Утром 31 декабря мне в голову пришла креативная идея. Я позвонил Курбацкому и предложил записать телевизионное обращение к жителям Прикамья по случаю нового года. Спикер с энтузиазмом согласился. Мы вместе с ним поехали в телецентр, чем не на шутку всполошили Бочкарева и его подопечных. Быстрее всех сориентировался тертый Штейнберг, который оперативно организовал в малой студии праздничную выгородку, вызвал гримера, расставил камеры и свет, а также разжился в буфете бокалами, в которые вместо шампанского налил чай, сильно разбавленный водой.
Мы с Курбацким, щедро напудренные и причесанные с лаком для волос, глуповато улыбаясь, произнесли краткие новогодние спичи и чокнулись бокалами. Штейнберг заставил нас сделать три дубля и ушел монтировать. Через час позвонил Кунц и сказал, что тоже хотел бы записать видеопоздравление прикамцев – на пару с Подшиваловым. Я скрепя сердце разрешил запись, но с тремя условиями – текст должен быть короче, записан в другой выгородке и без шампанского. Кунц условия принял.
На предновогодней оперативке Стрельников сообщил о том, что запасов основных потребительских товаров области хватит примерно на неделю. Седых доложил, что снабжение водой, теплом, электроэнергией и газом во всех районах идет устойчиво и без перебоев, и что у коммунальщиков, транспортников и связистов тоже все нормально. Мы выпили шампанского (теперь уже настоящего) и разошлись. Я просидел на работе до десяти часов, разгребал бумаги, звонил в областные диспетчерские службы – для очистки совести. Службы подтвердили – все идет в штатном режиме. Я оставил оперативному дежурному домашний телефон родителей и поехал к ним, где уже были Эля с пацаном.
Быстро выпив подряд несколько рюмок «бартерной» латвийской водки, я расслабился и к моменту появления в телеэфире начальственных физиономий даже немного развеселился. Кунц на экране был зажатее, чем в жизни, Подшивалов же, наоборот, казался развязнее. Короче говоря, мы с Курбацким смотрелись более адекватно, солидно и телегенично, что дружно отметила вся семья. Поздравления президента не было – вместо него бывший советский народ поздравил юморист Михаил Задорнов. Я продолжал пить водку, одним ухом прислушиваясь к телефону. Телефон не звонил. Тогда я сам позвонил Стрельникову, поздравил его с наступившим годом и вскользь поинтересовался, все ли спокойно в предновогоднем Прикамье. Сан Саныч тему не поддержал: «Миша, успокойся, все в порядке, позови-ка лучше к телефону папочку, я его поздравлять буду».
Заснул я в пять часов утра, проснулся в одиннадцать. Звонков не было. Я привел себя в порядок и пешком пошел по пустынному городу на работу. Год начинался спокойно.
1992
Первые плоды свободы
Второго января цены были отпущены на свободу, установлен сверхвысокий 28-процентный налог на добавленную стоимость, введена нулевая пошлина на импорт и сняты количественные ограничения на экспорт всех товаров, кроме топлива и сырья. На тротуарах центральных улиц Прикамска появились импровизированные торговые ряды, где продавались товары самого пестрого ассортимента и различной степени ликвидности – от простокваши до антикварной мебели. У многих торговцев на руках была ксерокопия президентского указа «О либерализации цен», опубликованного «Российской газетой» месяц назад.
Стихийные рынки были грязными, шумными, бестолковыми, мешали дворникам и прохожим, но зато помогали кормить народ, и я дал указание эти торжища не трогать. Оживилась торговля на центральном рынке, наполнились прилавки в магазинах, директора которых перед новым годом попридержали товар (это я им потом припомню). Кунца завалили просьбами разрешить открытие стационарных торговых точек, и Роберт Генрихович под моим нажимом чохом подписал бумаги на установку киосков.
Первые киоски варились из листового железа в вагоноремонтной мастерской трамвайного депо и устанавливались на оживленных перекрестках в течение одного часа. Работали киоски круглосуточно.
Вместе с количеством киосков кратно возросло количество желающих зарегистрироваться в качестве частных предпринимателей для работы, в первую очередь, в сфере торговли. Я распорядился ввести для них облегченный уведомительный порядок регистрации и упрощенную систему бухгалтерского учета. Налоговая инспекция отнеслась к этой новации неодобрительно, но я убедил налоговиков, что лаконичная отчетность легального предпринимателя гораздо лучше, чем полное отсутствие учета и контроля при торговле «из-под полы».
Областной штаб я собирал ежедневно. Генерал Шебалин докладывал: обстановка спокойная, народу не до бунтов – люди отходят от новогодних праздников, одновременно слегка шалея от появления давно забытых товаров. Милицейский оптимизм сменял скепсис Стрельникова: на ряд товаров, в первую очередь, молочные продукты – масло, сметану, сливки – цены одномоментно повысились в среднем в десять раз и продолжают расти (это при прогнозе среднего роста цен в три раза и при повышении зарплаты бюджетников на семьдесят процентов). Пирожков добавлял «перчика»: прогноз месячной инфляции – 40 процентов, а если перевалит за 50 процентов (что тоже вероятно), то с точки зрения финансовой науки это уже будет гиперинфляция. Я дал команду переверстать бюджет и найти возможность введения областной доплаты всем бюджетникам не позднее 1 марта.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.