Феномен фантастики - [4]
3
Итак, мы согласились, что современная литературная фантастика является зеркалом, отражающим реальную фантастичность нашего современного общественного бытия. Правда, зеркало это довольно криво, и отражение далеко не адекватно оригиналу. Но все это вполне укладывается в спасительную формулу: фантастика — своеобразное зеркало фантастической реальной жизни. Словечко «своеобразное» дает индульгенцию любым отклонениям и искажениям в художественной фантастике ее исходного предмета — фантастичности реальной жизни.
Разительные перемены в материально-техническом бытии познаются обычным человеком посредством информации о том, что совершается вокруг него. Каждый существует лишь в своем непосредственном окружении, видит только его, а непрерывные научно-технические и социальные революции потрясают не окружение, а весь мир. И каждый день, каждую минуту где-то совершается что-то важное, новое и, возможно, меняющее весь уклад, все возможности жизни. Новизна в происходящем становится, таким образом, чертой обычного существования. Желание поскорей — хоть сознанием — приобщиться к этой постоянно возникающей новизне превращается в непременную особенность поведения. Ненасытная жажда все умножающейся информации ныне внутренняя потребность каждого современного человека. То время, когда можно было всю жизнь прожить в сонной тиши каждодневно одинакового существования, полностью выветрилось из сегодняшних бешено мчащихся дней. От новизны когда-то отшатывались, теперь ее жаждут. Мне как-то рассказывал один крупный физик, что их, всех физиков большого института, собрал в своем кабинете в 1945 году академик Сергей Иванович Вавилов и поделился новостью:
— Раньше существовали два метода познания — дедукция и индукция. Теперь появился третий — информация. Так вот, информация требует от нас, чтобы мы все принялись распутывать новую загадку — проблему атомной энергии.
Жажда информации не ограничивается чтением газет, слушанием радиопередач, уютным отдыхом перед телевизором. Еще сильнее она проявляется в форме различных общественных бумов. Бум — внешнее проявление внутренней активности и жажды все новой информации. Читательский бум порождает производство книг миллионными тиражами с астрономически растущими ценами на них. Туристский бум становится важным источником в бюджете таких государств, как Испания, Италия, Непал. Экскурсионный бум выстраивает длинные очереди перед музеями, где всего несколько десятилетий назад лишь одинокие знатоки и любопытные бродили по залам, наполненным великими творениями искусства. Театральный бум вызывает толкотню у касс, нарождение класса людей, существующих на перепродажу входных билетов по удесятеренной цене. Бум одежды приводит в Дома моды массу зрителей, расходующих немалые денежки на то, чтобы только поглазеть на демонстрации ошеломляющих нарядов, которые никто реально не наденет хотя бы по причине их крайней экстравагантности и неудобств в ношении.
Жажда информации закономерно порождает массу технически изощренных информационных средств. Древний метод информации — из уст в уши — сменяется машинным методом. Информация становится общемассовой, механически-электронной. И, естественно, предельно стандартизованной.
Стандартизованная массовая информация приводит неизбежно к массовой культуре, столь же стандартизованной, как и оплодотворяющая ее массовая информация. Реальная наша жизнь с ее техническими и социальными революциями бесконечно разнообразна по самому существу происходящей в ней процессов, справедливо названных удивительными и фантастичными (с точки зрения наших дедов и прадедов). Но порожденная ею массовая культура бытия — стандартизована, в ней все больше теряются прежние своеобразие и удивительность. Стандартизируется архитектура — одни и те же небоскребы возводятся и в Нью-Йорке, и в Париже, и в Токио, и в Сеуле, и в Каире; древние города неумолимо теряют свое особое лицо, еще недавно казавшееся столь неповторимо оригинальным. Стандартизуется одежда — одинаковые пиджаки и брюки заполняют улицы Лондона и Кейптауна, Рима и Дели, Чикаго и Бангкока. Стандартизируется еда — во всех ресторанах всех городов мира вы сможете получить одни и те же супы и рагу, беконы и сыры, мясные отбивные и пирожные с мороженым, не говоря уже о заполонивших весь земной шар американских гамбургерах. Стандартизуется быт — в любой квартире любого города вы найдете похожие стулья, диваны, шкафы, посуду, белье. Стандартизуется даже психология, она тоже становится массовой. Она сплачивает миллионы различных людей — в одинаково мыслящую, одинаково чувствующую толпу, скорей даже стадо, а не толпу — во всяком случае, нечто одинаково ревущее в разных городах на одинаковых уличных митингах, сходках и схватках. За примерами ходить недалеко — фашисты в Германии, хунвейбины в Китае, наши недавние комсомольцы и коммунисты, а ныне столь же неразличимо стандартные демократы.
Самыми распространенными средствами массовой информации являются телевидение, газеты и радио. Но книга, думаю, и сегодня остается важнейшим средством массовой информации и главным фактором нынешней массовой культуры. Книжный бум по реальному значению своему самый значительный среди всех современных бумов. Но и он стандартизован и, стало быть, до поверхности облегчен. Во времена Ньютона и Спинозы человек, прочитавший сотню книг, уважительно считался эрудитом. Ибо прочитать книгу означало усвоить ее, изучить, а не пробежать равнодушным взглядом. Соответственно, настоящих читателей было немногим больше, чем издаваемых книг. Пушкин в письме к брату сурово выговаривает ему, что тот пустил его поэму в рукописи по рукам знакомых — кто теперь будет покупать ее, когда она выйдет книгой? Шопенгауэр в предисловии к главной своей работе — «Мир как воля и представление» — предупреждает возможного читателя, что один раз прочитать его книгу значит ничего в ней не понять, второе чтение кое-что разъяснит, но только чтение в третий раз раскроет истинную глубину его философии. Требование — вполне допустимое сто с небольшим лет назад, но очень сомнительное в нашу эпоху. В одних США, по журнальной информации, издается в год около 2000 одних романов. Всей жизни внимательного читателя не достанет на то, чтобы справиться с книжной продукцией одного года, а если брать весь мир, а не одни США, то и недельной продукции будет избыточно. Такое количество книг нельзя изучать, как в прошлом, ими нельзя духовно проникаться, их можно только пробегать глазами. Книга из предмета радостного интеллектуального общения становится чтивом — бульварным, трамвайным, послеобеденным, предсонным. Она должна щекотать воображение, а не цивилизовать сознание, заполнять пустоту в мозгах лишь видимостью чего-то интересного без значительности, либо просто снимать накопившуюся умственную усталость. По слухам, Гинденбург и Рузвельт читали одни детективы — что ж, занятие вполне приличествующее высоким представителям мира массовой культуры.
На планете в сопряженном с Землей мире гибнет, распадаясь на части, великая империя. Мировая война довершает дело: на Латанию обрушиваются метео- и резонансные удары, союзники отворачиваются от нее, регионы выходят из ее состава… И в этот момент к власти в стране приходят молодые военные и инженеры. Возглавляет их будущий диктатор — полковник Гамов. Трибун и демагог, провокатор и пророк, он не останавливается ни перед чем, чтобы планета пала к его ногам. Что он сделает, добившись абсолютной власти?
Первая книга трилогии Сергея Снегова "Люди как боги" в изначальной, несокращённой редакции, опубликованная в сборнике "Эллинский секрет" в 1966 году.
Это первая советская космическая сага, написанная Сергеем Снеговым в 197? году. Помню мальчишками мы дрались за то, кто первый будет читать эту книгу. С нынешней точки зрения она скорее всего выглядит немного наивной, но помните, что это один из краеугольных камней в фундаменте современной русской фантастики. Прочтите ее!…в далеком светлом и прекрасном будущем, где люди подчинили себе пространство и материю, где человечество по-отечески собирает под своим крылом инопланетные расы, вдруг оказывается, что идет вселенская битва — битва не на жизнь, а на смерть.
Во главе звездной эскадры адмирал Эли начинает далекий поход. Умеющие искривлять пространство разрушители сначала не пропускают землян на свои территории, а затем заманивают адмиральский корабль в ловушку. Эли и его друзьям предстоит пройти через множество тяжелых испытаний, ведь найти общий язык с разрушителями почти невозможно. На помощь землянам приходит неведомая третья сила, а затем обладающий огромным могуществом Мозг, мечтающий обрести тело.Три величайших звездных народа нашего уголка Вселенной соединились в братский союз, но где-то в темных туманностях обитает загадочный и могущественный народ — рамиры…
«…Я диктую этот текст в коконе иновременного существования. Что это означает, я объясню потом. Передо мной в прозрачной капсуле, недвижно подвешенной в силовом поле, отвратительный и навек нетленный, покоится труп предателя, ввергнувшего нас в безысходную бездну. На стереоэкранах разворачивается пейзаж непредставимого мира, ад катастрофического звездоворота. Я твердо знаю об этом чудовищном мире, что он не мой, не людской, враждебный…»Третья, последняя часть космической трилогии, начатой книгами «Люди как Боги» и «Вторжение в Персей».
Сборник научно-фантастических повестей и рассказов выдающегося советского фантаста, объединенных как жанром «космический детектив», так и фигурами главных героев – братьев Роя и Генриха Васильевых. Только раскрывают они, физики по профессии, не преступления людей, а тайны природы, повинные в трагических событиях…В сборник вошли рассказы:УМЕРШИЕ ЖИВУТСТРЕЛА, ЛЕТЯЩАЯ ВО ТЬМЕМАШИНА СЧАСТЬЯЭКСПЕРИМЕНТ ПРОФЕССОРА БРАНТИНГАСВЕРХЦЕНТР БЕССМЕРТИЯСКВОЗЬ СТЕНЫ СКОЛЬЗЯЩИЙПРИНУЖДЕНИЕ К ГЕНИАЛЬНОСТИТЯЖЕЛАЯ КАПЛЯ ТЩЕСЛАВИЯК ПРОБЛЕМЕ СРЕДНЕГОРОЖДЕННЫЙ ПОД НЕСЧАСТНОЙ ЗВЕЗДОЙОГОНЬ, КОТОРЫЙ ВСЕГДА В ТЕБЕБРИТВА В ХОЛОДИЛЬНИКЕПРАВО НА ПОИСКЧУДОТВОРЕЦ ИЗ ВШИВОГО ТУПИКА.
Рецензия входит в ряд полемических выступлений Белинского в борьбе вокруг литературного наследия Лермонтова. Основным объектом критики являются здесь отзывы о Лермонтове О. И. Сенковского, который в «Библиотеке для чтения» неоднократно пытался принизить значение творчества Лермонтова и дискредитировать суждения о нем «Отечественных записок». Продолжением этой борьбы в статье «Русская литература в 1844 году» явилось высмеивание нового отзыва Сенковского, рецензии его на ч. IV «Стихотворений М. Лермонтова».
«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч. Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…».
«Вот роман, единодушно препрославленный и превознесенный всеми нашими журналами, как будто бы это было величайшее художественное произведение, вторая «Илиада», второй «Фауст», нечто равное драмам Шекспира и романам Вальтера Скотта и Купера… С жадностию взялись мы за него и через великую силу успели добраться до отрадного слова «конец»…».
«…основная идея и цель комедии г. Загоскина нам очень нравится. Честь и слава художнику, который делает такое благородное употребление из своих дарований; честь и слава художнику, который употребляет свой высокий, данный ему богом талант на осмеяние невежества и эгоизма, на исправление общества! Но еще более ему чести и славы, если эта благородная цель гармонирует с направлением его таланта, если она дружна с его вдохновением, если она есть следствие его привычных дум… только под этим условием невежество устыдится своего изображения; в противном же случае оно не узнает себя в нем и будет над ним же издеваться!..».
«…Всем, и читающим «Репертуар» и не читающим его, известно уже из одной программы этого странного, не литературного издания, что в нем печатаются только водвили, игранные на театрах обеих наших столиц, но ни особо и ни в каком повременном издании не напечатанные. Обязанные читать все, что ни печатается, даже «Репертуар русского театра», издаваемый г. Песоцким, мы развернули его, чтобы увидеть, какой новый водвиль написал г. Коровкин или какую новую драму «сочинил» г. Полевой, – и что же? – представьте себе наше изумление…».
«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».