Феникс и ковер - [47]

– Ты считаешь, – сказала Антея, – что «агеди-даг» что-то значило?

– Всякая речь что-нибудь да значит, – отозвался Феникс. – Безусловно, она что-то значила для младенца и то же самое значила для ковра.

– Но что, что Ягнёнок имел в виду?

К сожалению, я никогда не изучал тарабарский язык, – сказал Феникс.

Джейн громко всхлипывала, остальные молчали.

– Вы хотите его вернуть? – поинтересовался Феникс.

– Конечно, хотим! – закричали все в один голос.

– Не доставляет ли он слишком много хлопот, подумайте над этим.

– Нет! Нет! Пусть он вернётся! Пусть!

– Ну, в таком разе, – сказал Феникс, качнув своим золотым плюмажем на золотой головке, – откройте окошко, я посмотрю, что мне удастся предпринять.

Сирил распахнул окно, и Феникс вылетел наружу.

– Хоть бы мама подольше поспала, – вздыхала Антея. – А вдруг она проснётся и потребует к себе Ягнёнка?! А если Элиза его хватится? Перестань реветь, Джейн, от этого нет никакого толку. Что? Я сама плачу? Да не плачу я!

Сирил и Роберт не плакали. Мужчинам плакать не полагается. Но ситуация была настолько ужасной, что им было нелегко держаться как положено настоящим мужчинам.

И в этот ужасный трагический момент послышался колокольчик из маминой спальни.

Все затаили дыхание. Антея, взяв себя в руки, вытерла слезы. Она огляделась вокруг и увидела кочергу возле камина. Она протянула её Сирилу.

– Ударь меня как следует по руке. Я должна иметь объяснение для мамы, почему я плакала. – Сирил сначала ударил легонько.

– Сильнее, – скомандовала она.

Сирил, в ужасе от самого себя, ударил даже ещё сильнее, чем намеревался. Антея вскрикнула.

– О, Пантерочка, прости, мне очень жаль, я не хотел сделать тебе больно, – воскликнул он в отчаянии и отшвырнул от себя кочергу.

– Всё в… порядке, – прошептала Антея, хватаясь за ушибленное место, которое враз покраснело.

– Роберт, скройся где-нибудь, – сказала она, приходя в себя. – Я скажу маме, что ты с Ягнёнком ушёл гулять. Давай поторапливайся. – Мамин колокольчик зазвенел снова.

– О, Элиза даже и не подумала зайти к маме! Я пошла.

Сердце её стучало так сильно, когда она поднималась по лестнице. Мама, конечно, заметит, что она плакала. А Ягнёнок… Но нет, не надо думать про Ягнёнка, а то опять зареву, подумала она. Она осторожно открыла дверь.

– Ты звала, мамочка?

– Милая, Ягнёнок… – начала было мама.

Антея уже приготовилась сказать, что его взял на прогулку Роберт, как мама продолжила:

– Ягнёнок сначала был такой паинька, а потом сдёрнул дорожку с туалетного столика, и всё полетело на пол – и кремы, и щётки, и расчёски, и одеколон. А теперь он где-то затаился и, скорее всего, шкодит. Поищи его, пожалуйста, и присмотри за ним, потому что если я встану, у меня может закружиться голова.

– Так он был здесь?!

– Конечно, здесь, – нетерпеливо откликнулась мама. – Где же ему ещё быть?

Антея заглянула под кровать.

– Нет, сейчас его здесь нет.

Но по разбросанным туалетным принадлежностям и валяющейся на полу дорожке становилось ясно, что он здесь недавно был.

– Ну, значит, уполз куда-то, – сказала мама. – Пригляди за ним, будь умницей, а я ещё посплю. Иначе я совсем буду развалиной к папиному приходу.

Антея закрыла дверь мягко и осторожно. Затем ураганом понеслась в детскую, крича:

– Он, должно быть, пожелал оказаться у мамы в комнате. Он там недавно был! Агедидаг…

Странное это слово замерло у неё на губах. На полу лежал ковёр, а на ковре в окружении братьев и сестры восседал Ягнёнок. Он измазал всю свою рожицу вазелином и фиалковым кремом для рук, но был легко узнаваем, несмотря на такой грим.

– Ты права, – сказал оказавшийся в той же комнате Феникс. – «Агеди-даг» на тарабарском языке обозначает «Я хочу быть там, где моя мама». И преданный ковёр это правильно понял.

– Но каким образом, – спрашивала Антея, хватая братца в свои объятия, – каким образом он сюда попал?

– А я слетал к Саммиэду, – сказал Феникс, – и пожелал, чтобы малыш снова оказался среди вас. И мое желание тут же исполнилось.

– Сирил, Роберт! – скомандовала Антея братьям. – Сейчас же скатайте ковёр и засуньте его в шкаф, к таракашкам. Кто его знает, какое «агеди-даг» скажет он в следующий раз и что оно будет означать.

– Надеюсь, таракашки не будут загадывать никаких желаний, – заметил Сирил.

* * *

Через два дня мама почувствовала себя много лучше и вечером кокосовую циновку доставили из магазина.

– Мне не нравится этот ковёр, – сказал Феникс. – Какой-то он грубый и негнучий. Моим золотым ногам больно на него ступать.

– Ничего не поделаешь, – сказал Сирил, – нашим «золотым ногам» придётся к нему привыкать.

– Значит, этот ковёр восполняет отсутствие того ковра?

– Да, – сказал Роберт, – если ты хочешь сказать, что его постелили вместо того.

– А как же тот? Волшебный?

– Завтра как раз придёт старьёвщик и заберёт его.

Феникс взлетел на своё любимое место – на спинку кресла.

– Слушайте меня! – воскликнул он. – Не плачьте! Не рыдайте! Я не стану постепенно готовить вас к новости, которую должен вам сообщить. Настало время, когда я должен вас покинуть. Нет, не испускайте тяжёлых вздохов. Все встречи всегда оканчиваются расставаниями. Я ослаб. Я нуждаюсь в отдыхе. После стольких событий этого последнего месяца я хочу отдохнуть. И прощаясь с вами, я хочу попросить вас об одном одолжении.