Феллах - [6]
Мы поравнялись с памятником Мустафе Камилю[2]. Я остановился перед ним, будто увидел его впервые. Что и говорить, перед памятником Дантона в Париже я простаивал гораздо дольше, чем перед этой статуей нашего национального героя. Странно, однако, устроены люди. За границей им до всего есть дело, все им интересно. Лазят по руинам, фотографируют памятники, бродят по музеям, вглядываются в любой отпечаток древности на незнакомой земле. А возвращаются на родину — равнодушно проходят мимо всех памятников и даже не обращают внимания на те достопримечательности, к которым совершают паломничество иностранные туристы. Может, так получается оттого, что мы привыкаем к своим памятникам? Для нас они перестают быть памятниками. А разве обыденное может быть достопримечательностью? То ли дело в Париже!..
— Ах, Париж, Париж!.. — пропел я вспомнившуюся мне строчку из популярной песенки.
— Да ты помешался на своем Париже! — завопил Абдель-Азим, размахивая перед моим носом широкими рукавами своей галабеи. — Опять потянуло в Париж? Постыдись, года не прошло, как ты вернулся. И снова тебе подавай Париж! В свою родную деревню небось так не рвешься… Совсем парижанином заделался. Ну, аллах тебе судья. Поезжай в свой Париж. Только дома-то надо хоть немного побыть.
— Кто тебе сказал, что я хочу в Париж? — возмутился я, поймав его за рукав. — Ну откуда тебе знать, что у меня на душе? Хочешь верь, хочешь нет, но я мечтаю, клянусь аллахом, только об одном — вернуться в деревню.
— Сомневаюсь. Еще день-два побудешь в Каире и передумаешь. Знаем мы вас, городских. Небось давно забыл свою родню, а о земляках и говорить не приходится. По себе знаю, каково это — попасть в Каир… Отсюда ох как не хочется уезжать. Да и зачем тебе тащиться в такую глушь? Ты ведь не феллах. Но погостить у нас парочку недель тебе все же нужно… Что ни говори, а в нашей деревне ты родился и вырос! Я, конечно, понимаю, ты теперь стал большим человеком. Дел у тебя по горло. Вот и мечешься между Египтом и Европой.
— Ты что, издеваешься надо мной, Абдель-Азим? Зачем ехидничаешь? Ты не хуже меня знаешь, как все это произошло.
Я замолчал, чтобы не расстраивать своего брата. И подумать только, когда-то мы учились в одной деревенской школе! У нас не было друг от друга никаких тайн. Но потом наши пути разошлись. Я уехал в Каир учиться, а он так и остался в деревне. Даже начальной школы не кончил. Его семья жила очень бедно, и отец не смог учить его дальше. А в деревенской школе, известное дело, многому не научишься. Вызубрил молитвы из Корана — и то хорошо. Вот теперь Абдель-Азим и разбирает только газетные заголовки, да и то из тех, что покрупнее. Даже названия каирских улиц, где помудренее закручена вязь, ему не всегда удается прочесть.
— Да ты, наверно, редко в Каир приезжаешь? — спросил я. — Впрочем, у тебя теперь здесь Фатхи учится. Так что хочешь не хочешь, а тебе приходится тут бывать.
— А ты что, давно не видел Фатхи? Подумать только — мой сын учится в университете! Атом изучает! Аллах милостив, может, и выйдет из парня толк, ученым станет. Как их там сейчас называют, атомщики, что ли? Вроде этого твоего… Кюри. Помнится, ты как-то рассказывал о нем…
— Чем шайтан не шутит? Станет когда-нибудь твой младший ученым, как Кюри. Ты не удивляйся, что мы с ним редко видимся. Каир не деревня — тут встретиться не просто. Бывает, живут люди в одном городе и годами не видятся. Правда, твой Фатхи заходил ко мне. Когда это было? Дай аллах памяти… Да уж несколько месяцев назад… Что и говорить, Абдель-Азим, я тут совсем закрутился. Никак не могу выбраться из этого дьявольского водоворота. Вертимся мы здесь все в Каире как белки в колесе… Точно сам шайтан заступил на вахту и знай себе крутит колесо. Мне даже кажется, что это он пожирает время — откроет рот и глотает наши минуты, часы, дни, месяцы. Не успеешь оглянуться — месяца уже нет, а там другого, третьего… Глядишь — и года как не бывало. Так незаметно и жизнь проходит. А мы рассуждаем о быстротечности времени, философствуем о судьбе народа, высказываем всякие благие пожелания, до хрипоты спорим о роли интеллигенции, разводим дискуссии на самые разнообразные темы. И все слова, слова, целый поток слов. Нас захлестывают слова, а для самой жизни у нас уже не остается времени. Отказываем себе в простых человеческих радостях. У нас частенько не находится и нескольких минут, чтобы встретиться с близкими или просто приятным для тебя человеком. Да, ты прав, Абдель-Азим, тысячу раз прав — оторвались мы от жизни!.. Теряем время — теряем самих себя…
За беседой мы сделали небольшой круг и не заметили, как снова очутились на Каср-ан-Нил. Людской поток подхватил нас и бешено закрутил в водовороте, образовавшемся около витрины магазина женского платья. В этой сутолоке нас с Абдель-Азимом оторвали друг от друга. Поминая на все лады шайтана, он с трудом добрался до меня и, крепко уцепившись за мою руку, пошел рядом.
— Ну что за народ эти бабы! — в сердцах выругался он. — Будто помешались! Неужто у них нет других дел, кроме как шататься по магазинам? Можно подумать, скоро конец света. Или с завтрашнего дня всю торговлю свернут навсегда. Ну скажи мне, зачем они как сумасшедшие бросаются в эти магазины, да к тому же все скопом, будто сговорились?! Представляешь, если б наши деревенские женщины вот так, с утра до вечера, шастали по магазинам? Кто бы тогда в поле сеял и собирал урожай? Нет, ты посмотри, как они выбирают, как копаются! Эх, одеть бы всех каирских модниц в деревенскую одежду да согнать на поле, было бы дело! Вот уж где, поверь мне, они бы узнали почем фунт лиха. А то вишь как швыряются деньгами. И где только они их берут? В самом деле, скажи, откуда у ваших каирских женщин столько денег?..
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.