Феллах - [24]

Есть что-то общее в судьбе тех, кто борется за правду на протяжении долгих веков истории. Их пытают, мучают, распинают. Терзая тела, стараются раздавить и сломить души. Но души не умирают. Они воскресают в огне, воспламеняющемся из крови, льющейся на землях Южного Йемена и Палестины, из крови, которой обагрены руки убийц, что держат отрезанные головы патриотов Вьетнама.

Убийцы во все времена сродни друг другу, их поступками всегда двигали ненависть к людям и жажда к наживе.

Чего, например, добивается Ризк? Он хотел бы жить в свое удовольствие и богатеть. Но этого мало — он хотел бы, чтобы все беспрекословно подчинялись ему, не просто уважали, а боялись и трепетали перед ним. Бросил Салем ему вызов, поднял голос против несправедливости — он должен быть наказан и подвергнут унизительной пытке.

Ризк к своим семнадцати федданам земли прирезал еще двадцать. Хитростью и обманом заставил бедняков, таких, как Салем, подписать документы, что они сдали свою землю ему в аренду. И все это вопреки закону. Да что закон для Ризка и ему подобных! Пустой звук. Машины, принадлежащие сельскохозяйственному кооперативу, работают только на его полях. Но и этого ему мало. В конце года он умудряется всеми правдами и неправдами удержать с крестьян еще и плату за пользование этими машинами! Так, обирая и обманывая людей, Ризк кырш за кыршем, фунт за фунтом не перестает накапливать свои богатства. Деньги. Много денег. Для него деньги — это власть. Чем больше денег, думает Ризк, тем увереннее он может смотреть в свой завтрашний день, тем сильнее его влияние и вес в обществе.

Выслушав рассказ Тафиды, я, не сознавая еще до конца зачем, выбежал из дома и со всех ног бросился к Ризку. Уже на пороге его дома меня догнала Тафида. Прислонилась у двери, едва дух переводя, бледная как полотно, губы трясутся, а сама шепчет, чтобы я не выдал ее. Ведь живут они с отцом только благодаря милости Ризка. Узнает он, прогневается — в два счета выставит их за дверь. Попробуй найди в деревне другое такое место, где и накормят и с собой дадут. Казалось, Тафида жалела, что, поддавшись настроению, поведала мне эту историю с Салемом. Но не поделиться она не могла. Всю ночь проплакала, вспоминая, как Салем, обессиленный и окровавленный, рухнул, словно сноп, на землю. Сможет ли она забыть, как, с трудом поднявшись, посмотрел он на нее, точно спрашивая, видишь, что сделали со мной, и, шатаясь, едва передвигая ноги, пошел прочь из сада. Уже за калиткой он — так ей показалось — бросил на нее взгляд, полный укора, а потом устремил его в небо, будто надеясь хотя бы там найти сочувствие и поддержку. Ей было горько и обидно, словно это ее избили. С Салемом они дружили с детства. Вместе учились в начальной школе, играли, вместе работали на поле, собирая хлопок, вместе терпели побои и обиды — надсмотрщик больно колол их острой палкой за каждый промах в работе. Салем, всегда чуткий, внимательный и нежный, в любую минуту был готов прийти к ней на помощь. Он был старше ее всего на два года. Когда ей исполнилось тринадцать лет и она, как считали в деревне, достигла совершеннолетия, Салем со своей матерью, тетушкой Инсаф, пришел просить руки Тафиды. Отказал им шейх Талба наотрез. Но и после этого Салем не обиделся. Он по-прежнему смотрел на нее влюбленными глазами, не теряя, очевидно, в душе надежды, что в конце концов сменит шейх Талба гнев на милость и даст свое согласие на их брак…

Трудно было Тафиде решить даже для самой себя, кто ей больше нравится, Салем или Тауфик Хасанейн. Что и говорить, Тауфик — выгодный жених. Он куда богаче Салема, да и на вид солиднее. Только уж больно неприятно его одутловато-бледное бабье лицо. Странно, и откуда у деревенского парня может быть такое лицо? Но еще больше не нравилась Тафиде его манера обращения — снисходительная и в то же время наглая. Смотрит на нее как удав на кролика, будто собирается проглотить. А когда разговаривает, энергично жестикулирует, норовя при этом как бы невзначай коснуться груди. Если она давала ему по рукам или повышала голос, он убеждал ее, что задел случайно и что она ему совсем не интересна, он, дескать, не любит таких смуглянок…

* * *

Поднявшись на балкон дома Ризка, я громко постучал в дверь. Никто не ответил. Я постучал сильнее. Через некоторое время выглянула Тафида: она прошла в дом черным ходом. Она сообщила мне, что в доме никого, кроме госпожи, нет. Ризк-бей сегодня ранним утром уехал с уполномоченным в Каир. Но госпожа, узнав о моем приходе, просит зайти выпить чашечку кофе. Я не знал, как поступить. Заходить в дом в отсутствие хозяина считается неприличным. Отказаться от приглашения тоже неудобно. Я стоял в нерешительности, а Тафида, глядя на меня все еще испуганными глазами, снова принялась умолять, чтобы я — во имя аллаха — не назвал ее имени, если разговор вдруг зайдет о вчерашнем происшествии. Лучше будет, если я вообще умолчу об этой истории… По крайней мере до тех пор, пока о ней не станет известно в деревне. Утаить ее все равно не удастся, даже если Салем пожелает этого. Рано или поздно Абдель-Азим или учитель Абдель-Максуд узнают о случившемся. К тому же у Салема не бывает от них секретов. Учителя он любит самозабвенно. Абдель-Максуд тоже в нем души не чает. Всегда говорит о нем с восхищением. Считает его очень способным. Ведь Салем был лучшим учеником на курсах по ликвидации неграмотности и окончил их в самый короткий срок. Тафида тоже хотела бы учиться. Она призналась мне в этом и просила, чтобы я убедил ее отца разрешить ей посещать курсы. Она чувствовала, что образование открывает людям новый и прекрасный мир. Ей никогда не забыть то ощущение радости и счастья, которое она испытала в школе, когда слоги в букваре впервые сложились в слова… Она сидела на одной парте с Салемом. Но отец вскоре забрал ее из школы. Так и не удалось ей заглянуть в тот таинственный мир, который открылся перед Салемом…