Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли - [90]

Губернатором были определены штаты и Положение Санкт-Петербургской думы, а также Положение канцелярии городской думы. Принимал он меры и по улучшению продовольственного снабжения столицы, для чего близ Калинкина моста были открыты провиантские магазины-склады.

Не осталось без внимания губернатора и строительство Казанского собора, утвержденный проект которого предусматривал открытие храма в 1804 году. К вступлению в губернаторскую должность Кутузова работы здесь развернулись вовсю.

Михаила Илларионовича поражала личность зодчего Андрея Никифоровича Воронихина, удивительного русского самородка.

Михаилу Илларионовичу импонировало и то, что Казанский собор строился не только по проекту русского зодчего, но и «руками русских мастеровых и только из продуктов земли русской».

Генерал Кутузов оказывал Воронихину неоценимую помощь. Помимо моральной поддержки он способствовал скорейшему прохождению дел по различным инстанциям, оперативно отводил в распоряжение Воронихина территории на прилегающих улицах для размещения там различных строительных материалов и складов, привлекал солдат гарнизона для выполнения неотложных и трудоемких работ.

Немало времени отрывали у губернатора и дуэли. Приходилось проводить подробные разбирательства этих происшествий с подробными докладами императору. Вот что писалось в одном из них: «Сего числа узнал я, что в недавнем времени имели дуэли лейб-гвардии конного полку офицер Владек с каким-то Растворовским, которого состояние по краткости времени еще не успел узнать, а вчерашнего числа на Каменном острове лейб-гвардии Семеновского полку поручик князь Голицын и двора Вашего императорского Величества камергер Давыдов, из коих, как сказывают, последние оба легко ранены, а из первых Растворовский по лицу нелегко изрублен».

Следует также сказать, что в должностные обязанности губернатора Петербурга входило и руководство войсками гарнизона. Уже в первые дни он познакомился с размещением столичных полков. Особое недоумение и беспокойство вызвали у него казармы Конногвардейского полка, размещенного в Таврическом дворце. Изумительное творение архитектора И. Е. Старова с торжественным парадным фасадом, купольным залом, большой галереей, с грандиозной двойной ионической колоннадой, с прекрасным внутренним убранством некогда поражало своим великолепием. Здесь проводились торжественные приемы, на которых приходилось бывать и Кутузову. При Павле I обстановку дворца вывезли. Колонный зал Таврического был превращен в полковую конюшню, а купольный — в манеж. Другие помещения были заняты под казармы, службы, мастерские и эскадронные каптерки, где лежали груды седел, сбруи, солдатской обуви, снаряжения и прочей кавалерийской утвари. Дворец оказался на грани разрушения. Усилиями Кутузова полк вскоре был возвращен в его прежние казармы, что в Конногвардейском переулке.

Как уже говорилось, еще до назначения на пост военного губернатора Кутузов состоял членом Военной комиссии. В период литовского губернаторства участие в работе комиссий являло собою предлог для поездок в Петербург и встреч с семьей. Однако случалось это не так уж часто.

Теперь же, находясь в Петербурге, Кутузов обязан был присутствовать на всех заседаниях Военной комиссии. Со свойственными ему тактом и настойчивостью он отстаивал здесь передовые взгляды на состав, организацию, снаряжение армии и поддерживал дельные предложения. В протоколах комиссии, подписанных Михаилом Илларионовичем за период пребывания его в губернаторской должности, рекомендованы: рациональное соотношение родов войск в сухопутных силах, наиболее целесообразные штаты пехотных полков, нормы снабжения солдат, размеры ремонтных сумм на лошадей,[128] образцы конного снаряжения. Было также разработано положение о пенсиях младшим чинам, офицерам и их вдовам. Небезынтересно отметить, что деятельности Кутузова в Военной комиссии русская армия обязана появлением серой шинели. В протоколе от 14 августа 1801 года обосновано это было следующим образом: «Не прилично ли будет присвоить шинели натуральный серый цвет, как сукна из станов выходят, а не крашеный, без различия, какой бы он ни был, темно— или светло-серый, лишь бы в каждый полк отпускалось сукно на шинели одинаковое из одного из тех цветов, в том уважении, что такое серое сукно не станет дороже, но дешевле белого, поелику удобно приготовляться может без разбору шерсти, как черной так и серой, которой, по роду большей части здешнего края овец, находится в множайшем количестве, нежели белой, и не будет подвержено такой неопрятности, как белое, которое, сверх того, что марается, неудобно еще и по предмету воинских осторожностей, что часовых на отводных караулах делает видными, с чем и Воинская комиссия согласна, находя серого цвета сукно для употребления в шинелях пристойнейшим и со стороны казенных издержек сходнейшим».

На представлении сохранилась резолюция Александра I: «Согласен с мнением комиссии».

Конечно, приходилось вести и безуспешные жаркие споры, примером тому — попытка замены неудобных в обращении и «в деле» треугольных шляп на круглые, «коя, хотя и не составляет особой важности, однако… не делая никакого безобразия, имеет преимущество, что закрывает глаза от солнца и от дождя, а первая ни сей выгоды, ни простоты солдатской одежде приличной не доставляет». Большинство членов комиссии (в том числе и Кутузов) настаивали также на отказе от кос, применения пудры, сала и лент, «которые, сверх того, что из солдатского жалованья больших издержек бесполезно требуют, подвергают еще солдат безвременному утомлению прежде настоящего дела в строю или отправления иной какой должности, заставляя вставать рано или совсем не высыпаться, чтобы завивать косы друг друга, пудрить и салить». К сожалению, император одобрил позицию цесаревича Константина и генерала иностранца Ламба, утверждавших, что «шляпы лучше оставить треугольные, а не круглые, и волос у солдат не обрезать, но завязывать или заплетать для того, чтобы не оставить их в виде, мужикам свойственном».