Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли - [13]

Ну и что же Барклай в период этой всеобщей эйфории?

Многие, читая сообщения из Вильно, удивлены были тем, что, несмотря на очевидность скорой войны, военного министра сопровождает в Вильно его жена!

Впрочем, многие и оправдывали Елену Ивановну, утверждая, что ей к сопровождению мужа в походах не привыкать. Если уж жена Кутузова, при пятерых дочерях, сопровождала часто его в походах, то жене Барклая при единственном взрослом сыне «сам бог это делать велел». Одновременно сходились все на том, что присутствие ее «не придавало приятности дому Барклаев, так же как и собственный характер этого достойного и благородного генерала мало был по наружным изъявлениям привлекателен».

Другое дело «краса русских войск» князь Багратион, с его орлиной внешностью, метким словом, веселым нравом, с открытой и пылкой душой, но все склонялись к тому, что «если бы Багратион имел ту же степень образованности, какую Барклай, то, без сомненья, сей последний не мог бы идти в сравнение с оным».

Конечно, по прибытии монарха в армию Барклаю удалось решить некоторые из срочных дел. Все были довольны тем, что начальник штаба 1-й Западной армии, нервный, шумный, не знавший ни одного слова по-русски итальянец маркиз Филиппо Паулуччи[28] заменен был генералом А. П. Ермоловым.

Алексей Петрович Ермолов был личностью неординарной. Службу свою начал еще при Суворове. При Павле, как и многие, оказался в опале (за связь с кружком «вольнодумцев» был арестован и выслан из Москвы). Из ссылки возвращен был благодаря хлопотам большого друга своего Петра Ивановича Багратиона. Ермолов отличался и выразительной богатырской внешностью. Авторитет его в армии был огромен. Смущало, однако, Барклая одно немаловажное обстоятельство — нескрываемая неприязнь Ермолова к иностранцам, к коим некоторое отношение имел и сам Барклай.

На должность генерал-квартирмейстера штаба (вместо хорошего чертежника генерала С. Мухина) был определен молодой, весьма образованный Карл Толь, «полковник с отменно хорошими дарованиями. Трудолюбивый и смелый, однако весьма трудный в обращении со старшими, но приятен с подчиненными».

Не меньший интерес в штабе представляла и личность «дежурного генерала», полковника Семена Христофоровича Ставракова. Простолюдин Ставраков, запримеченный еще Суворовым, прошел тернистый путь от солдата до генеральского чина. Именно Ставраков сопровождал Суворова во всех его походах. А когда Суворов уволен был от армии, Ставраков, не имея за душой ни состояния, ни единого крепостного, тоже вышел в отставку. Именно он переписывал начисто суворовскую «Науку побеждать».[29] Странно, но этот трудолюбивый, исключительно прилежный и исполнительный человек пришелся не по душе новому начальнику штаба. Однако сколько ни старался Ермолов избавиться от Ставракова, Барклай оставил его «в неприкосновенности».

Из доклада вернувшегося к Наполеону Нарбонна следовало, что Россия войны не желает, однако полна решимости сопротивляться, даже если отступать придется «аж до Камчатки». Именно тогда якобы русский царь произнес: «Я не обнажу шпагу первым, но зато последним вложу ее в ножны».

Разумеется, все это изрядно разрушало созданный Наполеоном миф об известной агрессивности России, но не меняло его твердых намерений к войне. Как бы там ни было, но обстоятельства последнего этапа подготовки к войне складывались для него благополучно.

К середине июня Великая армия была готова к претворению плана по покорению России в жизнь. Суть сего плана состояла в том, чтобы стремительным выходом к Вильно рассечь русские силы, перекрыть им коммуникации и осуществить полный разгром их в приграничной зоне, до отхода за рубеж рек Западная Двина — Днепр.

Успех первого этапа войны должен был создать предпосылки к стремительному продвижению в глубь страны и победоносному завершению кампании до наступления зимы.

С учетом стратегического замысла были созданы три группировки войск для действий на петербургском, московском и киевском направлениях.

«Если я займу Киев, — говорил Наполеон, — я возьму Россию за ноги, если займу Петербург — я возьму ее за голову. Заняв Москву, я поражу ее в сердце». Сюда и наносился главный удар.[30]

Группировками командовали сам император, приемный сын Наполеона Евгений Богарне и его младший брат Жером Бонапарт.

Обеспечение правого фланга возлагалось на австрийский корпус К. Шварценберга, левого крыла — на франко-прусский корпус Ж. Макдональда. Второй эшелон представляли войска маршала П. Ожеро, там же обретался и резерв. Общее руководство на театре войны осуществлял Наполеон.

При общей численности французской армии в 1,2 миллиона человек половину ее составляла Великая армия, сосредоточенная на границе с Россией в полосе шириной в 300 километров.

Добавим к сказанному великолепную осведомленность Наполеона о дислокации русских войск. В документах, взятых у противника в ходе войны, обнаружено было расписание русских войск и списки начальников. Кстати, в шкатулке, похищенной у того же Нарбонна, было обнаружено досье на 60 русских генералов с полной характеристикой их деловых качеств.

И вообще Наполеон к войне всегда готовился обстоятельно. Россия в этом отношении исключения не составляла. Еще задолго до войны в Смоленске, Могилеве, Минске и других местах под видом фокусников, комедиантов, учителей, художников, лекарей, музыкантов, странствующих монахов появились французские шпионы. Особо опасны были так называемые землемеры, которые тайно занимались съемкой местности для подготовки топографических карт и характеристик дорожной сети.