Фельдмаршальский жезл. Николай Николаевич - [3]

* * *

В день рождения младенца на него, как из волшебного рога изобилия, посыпались такие почести, какие многие великие люди России добивались служением Богу, Царю и Отечеству всю свою жизнь. В светлой дворцовой комнате, где лежал новорождённый, в присутствии многих великих князей и великих княгинь привычно зачитывались один за другим именные высочайшие указы:

   — Великий князь Николай Николаевич зачисляется в списки лейб-гвардии Сапёрного батальона. До получения обязательного домашнего образования считать его находящимся от службы в отпуске...

   — Великий князь Николай Николаевич назначается шефом лейб-гвардии Уланского полка...

При крещении 20 августа великий князь, которому не исполнилось ещё и месяца, удостоился высшей орденской награды Российской империи ордена Святого Андрея Первозванного, а также орденов Святого Александра Невского, Святой Анны 1-й степени, Белого орла и Святого Станислава 1-й степени. Отец пошутил над колыбелью сына:

   — Теперь у тебя, сынок, полный орденский императорский бант Романовых...

Такова была вековая традиция. Сыновья императора, даже не из числа наследников-цесаревичей, имели при рождении право на получение сразу пяти (!) высших орденских наград. Но единственный императорский военный орден Святого великомученика и Победоносца Георгия Романовы, даже самой низшей — 4-й степени — получить могли только на войне. Только за что-то лично совершенное из разряда воинской доблести. И это было тоже традицией.

Не мог младенец из романовского семейства при рождении получить и орден Святого князя Владимира. Его Романов мог только заслужить на государственной или, как тогда говорили, царской службе. А Владимира с мечами — только на поле брани.

К слову сказать, Романовым, носившим эполеты генерал-адъютантов и полковников гвардии, начиная с Петра Великого, не стыдно было за свои боевые ордена, украшавшие парадные мундиры с золотым шитьём. Если шла война, то на ней они всегда бывали. Много раз находились под вражескими ядрами и пулями, руководили фортификационными работами, стояли на капитанских мостиках линейных кораблей и фрегатов.

Они видели смерть и знали цену человеческой жизни. Но разумеется, в первые цепи атакующих офицеров императорской фамилии «заботливо» не пускали старшие начальники, думая при этом прежде всего о своей карьере. Собственно говоря, особой нужды никогда и не случалось. Государи говорили своим детям и племянникам:

   — Война найдётся каждому из вас. И на суше, и на море. К ней вы всегда должны быть готовы.

   — Но мы, ваше императорское величество, служим и гвардии...

   — Гвардия есть опора престола. В бой она идёт только тогда, когда армии становится трудно...

Все российские императоры, начиная с Павла I, заботились о том, чтобы с началом войны их наследник-цесаревич и его младшие братья оказались на театре военных действий. Будь то на суше или на море, но обязательно при штабе главнокомандующего. Тогда самодержец мог не без гордости сказать в беседе с иноземным посланником:

   — Мой наследник прислал письмо с Дуная (или, скажем, из-под Севастополя). Пишет о последнем бое...

   — Чуть не лишился моего младшего. Стоявшего рядом с ним офицера турецкое ядро увечным сделало...

   — Как дела обстоят на войне? На днях мой младший в Петербург на недельку прибудет. Вот он нам и расскажет военные новости. Думаю, будет что послушать. Прошу вас ко мне, на семейный ужин...

— Командующий цесаревича к Георгию представил. Не мне решать. Пусть Георгиевская дума слово скажет...

Но всё же императоры разумно берегли своих сыновей, прежде всего наследников, от военных бед. Ядро или пуля, или что ещё хуже — тиф, не разбирают родословия своих жертв. Если есть несколько повзрослевших сыновей в семье венценосца, то нельзя быть всем одновременно на войне. Один из них обязательно должен оставаться при отце. Да и другим не часто приходилось войну начинать и заканчивать вдали от города на Неве и дворцовой жизни.

В домашнем кругу Романовых, в частных беседах на дворцовых приёмах порой велись такие разговоры:

   — Мой младший просится к старшим на войну. Готов в гвардии волонтёром стать.

   — Что вы ему на то ответили, ваше императорское величество?

   — Сказал, что мал ещё. Пятнадцати лет не исполнилось. Война для него ещё найдётся...

   — Не опасно ли, государь, наследника-цесаревича на турецкую войну посылать? Об этом весь Петербург говорит.

   — Опасливо, конечно. Война всегда война. Но пока Господь Бог Романовых и на суше, и на море хранит.

   — Так вы, ваше величество, всё же разрешили ему ехать на юг, в действующую армию?

   — Разрешил, ведь он Романов. Но поедет только тогда, когда мой средний с войны прибудет и ступит на землю в Царском Селе. Чтоб я его дома увидел...

   — В европейских домах говорят, что русский царь на войне своих наследников бережёт?

   — А как же мне их не беречь? Это традиция русского самодержавия, писанная в законах и для государя, и для простого мужика из села. По закону в императорскую русскую армию единственного и младшего сына в семье не берут. Ему, если что, и наследником, и продолжателем рода, и кормильцем стариков-родителей быть.