Фельдмаршал должен умереть - [3]

Один из замыслов подобной передислокации главной полевой ставки вождя как раз и заключался в том, что переезд фюрера в «Бергхоф» наконец-то заставит его вплотную заняться созданием давно спланированной «Альпийской крепости» — особого укрепленного района, который должен был бы стать последним оплотом Третьего рейха.

«Альпийская крепость»… Адольф и сам порой вспоминал о ней, как о некоей земле обетованной, к которой еще только следует подступиться. Надежно прикрытый горными хребтами и лесом, почти недоступный для вражеских танков, гарнизон этой огромной естественной крепости сможет держаться до тех пор, пока англо-американцы не поймут, что, несмотря на кровь и вражду нынешней войны, истинный враг их — русские варвары. И вот тогда…

Что произойдет «тогда», фюрер пока что представлял себе весьма смутно, что, однако, не мешало ему на этом рубеже мечтательно закрывать глаза, хоть немного отходя от фронтовой реальности. Тем более что Гитлер видел: порой штаб верховного главнокомандования начинал откровенно паниковать, словно противник уже стоял в предместьях Берлина, и все они оказались в погибельном котле.

…И все же на этот раз от самолёта на Оберзальцбург фюрер отказался. А ещё через час отказался возвращаться в «Вольфшанце». Добираться до Восточной Пруссии становилось всё труднее. «Фюрер-поезд» его уже давно примелькался польским партизанам и вражеским диверсионным службам да и тащился он непростительно долго. В то же время русская авиация пыталась перехватить всякий самолёт, державший курс на главную ставку фюрера. Да и не хотелось ему сегодня покидать столицу, как ещё позавчера не хотелось появляться здесь, покидая обжитый бункер «Волчье логово».

В эти дни Гитлер явственно ощущал, что вновь, как и накануне путча 20 июля, опасность где-то рядом. И что избежать её можно только так — меняя свои намерения, вводя заговорщиков в заблуждение и прибегая ко всевозможным уловкам. После взрыва бомбы в «Вольфшанце», когда вскрылось, что это была далеко не первая попытка покушения, фюрер убедился, что только благодаря непредсказуемости своих решений он уже несколько раз сумел избежать верной гибели от рук террористов.

— Чего вы ждёте, Кейтель? — нервно поинтересовался Гитлер, взглянув на выжидающе уставившегося в какие-то бумаги фельдмаршала.

— Простите, мой фюрер, но мы не были извещены о вопросах, которые выносятся на совещание, — выпрямился, словно от штыкового удара в спину. Кейтель.

— Не были, да, — с вызовом подтвердил Гитлер, не встречаясь взглядом ни с кем из присутствующих.

Главнокомандующий пригласил его вместе с другими генералами в свой кабинет в рейхсканцелярии ещё минут пятнадцать назад. Но с тех пор угрюмо молчал, неосмысленно глядя в пространство перед собой и думая о чём-то своём, далёком от мыслей собравшихся у него людей, от тревог столицы рейха, всё еще приходящей в себя после очередного налёта авиации противника.

— К тому же мы готовились к возвращению в «Вольфшанце».

— Вскоре нам уже некуда будет возвращаться, Кейтель, — резко отреагировал Гитлер. — Вам это должно быть известно не хуже, чем мне.

— Что совершенно справедливо, — безмятежно согласился начальник штаба Верховного главнокомандования германских вооруженных сил. — Русские подошли слишком близко к Восточной Пруссии, и вскоре мы предстанем перед необходимостью окончательно перенести ставку из «Вольфшанце» в Берлин. Или в Бергхоф». Но в любом случае в войсках должны точно знать, где в то или иное время находятся Верховный главнокомандующий и его штаб. Иначе невозможно оперативно докладывать и получать разъяснения, а следовательно, принимать верное решение.

Гитлера оскорблённо покоробило. Кейтель по-прежнему оставался верен себе. Он мог начинать свой монолог с вежливостью учителя младших классов, с каких-то совершенно безобидных второстепенных деталей, а затем незаметно, не меняя тона и манеры изложения, не ожесточаясь, переходить к совершенно откровенным упрекам. Даже если они касались фюрера.

— Ладно, поговорим о деле, — проворчал Гитлер, с трудом подавляя в себе раздражение. — Кажется, вы подготовили список новых назначений?

— Вот он, мой фюрер, — взялся фельдмаршал за лежавшую на столе коричневую папку в толстом кожаном переплете. — Здесь всего шесть генералов. Два из них только что произведены в генеральский чин, один возвращается в строй после госпиталя, остальные получают повышение в должности. Кроме того, ждут своего назначения восемь полковников.

— Да-да, нам нужны свежие генеральские силы, — не упустил случая высказывать свое мнение Мартин Борман. — Давно ощущается потребность в приливе молодой командной крови.

— Что совершенно справедливо, — едва заметно кивнул Кейтель. — Он прекрасно помнил, что новоиспеченные генералы стали таковыми по личной протекции рейхслейтера. Это были его люди. Чем опаснее и безнадёжнее становились сводки с фронтов, тем всё более яростно Борман вмешивался в кадровые перестановки, стараясь делать так, чтобы командирами частей назначались верные ему генералы, а генеральские чины получали не менее преданные ему командиры полков и всевозможные тыловые оберсты. И он, конечно же, лукавил, когда объяснял: — Может, именно они, эти молодые генералы, способны будут добиться перелома хотя бы на одном из участков фронта. Вспомните, кто становился генералами, и даже маршалами у Наполеона!