Фельдегеря генералиссимуса - [53]

На этом обеде как раз окончательно все запутается!

Поэтому пропускаю описание этого обед — ставлю отточие.

………………………………………………

………………………………………………

Но не перелистывайте эти страницы. Я вас в такие тайны сейчас посвящу, что вы про этот обед напрочь забудете.

…………………………………………….

…………………………………………….

Дик и Боб, отобедав у князя, спокойно отбыли в Арсенальный городок.

Князь не захотел их поселить в своем дворце. Раз они к нему воздухоплаванью приехали учиться, то он определил им место жительства в том своем городке, где эти шары изготавливали.

Городок находился в восьми верстах от княжеского поместья. Удивительный, скажу я вам, был этот Арсенальный город. С него потом все знаменитые индустриальные города американские пошли. Не только, видно, воздухоплаванью князь американцев обучил.

Этот городок я опишу потом, если необходимость в том будет. А сейчас ввергну читателей в восторг — или не ввергну?! Это уж как получится.

Американцев князь определил на постой в доме капитана Миронова. И вот, войдя в дом, они прошли через сени в просторную комнату — и к ним выбежала из левой двери статная женщина в русском сарафане. И Боб тут же выкрикнул:

— Чур, Дик, моя!

— Нет, Боб, моя! — засмеялся Дик. — Помнишь, Боб, на первую русскую бадью спорили? Так вот это она… первая.

— Нет, первую русскую бабу мы у князя встретили. Жаннет!

— Жаннет, Боб, француженка.

— Тогда те… девицы.

— Правильно, Боб, девицы, а это бадья. На нее мы спорили! — И Бобу пришлось согласиться.

Если бы он знал, что Жаннет тоже русская, то не Дику, а ему бы досталась эта вошедшая к ним, воистину, русская красавица.

Впрочем, думаю, она бы ему все равно не досталась. Или Дик его, Боба, убил — или эта русская — его убила, если бы он вздумал себя с ней повести — как он с нашими бабами русскими вел себя до этого.

Нет, господа читатели, это ему не Машка — это..!

Сами сейчас узнаете, кто им навстречу выбежала — и грудью своей сахарной и высокой трепетно задышала!

Легко ступая босыми ногами по выскобленным до янтарного блеска половицам, она подошла к двум американцам и насмешливо посмотрела на них.

— Хорошо, пусть будет твоя! — сказал Боб Дику и обратился к ней по-русски: — Кто ты есть такая баба? Я Роберт Вашингтон. А он… Дик Рузвельт. Он выиграл тебя у меня на пари.

Разумеется, Боб коверкал русские слова, но я не буду вас затруднять его произношением. Оставлю только его «русский» синтаксис.

— Как выиграл? — улыбнулась она.

— Очень просто. Мы на одного покойника поспорили. Закрыты у него глаза или нет? Я утверждал, что закрыты, а он, — что нет. Он оказался прав. Так как тебя зовут, баба?

— Пульхерия Васильевна, — потупив глаза, ответила она. А у американцев бешено заколотились сердца. Так она была хороша — и обворожительна.

Да, господа читатели, это была она! Несравненная Пульхерия Васильевна Коробкова — Вдовушка, нет, не наша, а английская (перечитайте главу третью первой части моего романа).

А помните того фельдъегеря, у которого лошадь чуть сумку его фельдъегерскую не съела? Так вот, когда она эту сумку жевала, а фельдъегерь в баньке придорожной парился, Пульхерия Васильевна поинтересовалась, что за документы он везет?

Времени у нее было мало — она лишь один документик прочитала, но какой! С этого документа и началась та игра английская (смотрите ту же главу первой части моего романа).

Прочитала она письмо генералиссимуса нашего непобедимого Александра Васильевича Суворова к нашему императору Павлу Ι.

Государь!

Турки с англичанами, как я тогда говорил, втягивают наши войска в мышеловку. Под стенами Константинополя эту мышеловку захлопнуть они собираются! Одно средство против их бесплатного сыра! Седьмой параграф Мальтийского договора похерить!!! На вашу мудрость уповаю. Похерьте его, государь! Иначе гибель нашей армии неизбежна!..

Что это за параграф такой?

Не знаю, к сожалению, его, господа читатели. Сей Договор до сих пор под грифом «совершенной секретности» находится.

— Дик, — сказал Боб Дику по-английски, — у нее под сарафаном ничего нет.

— Как нет? — засмеялся простой американский парень. — Посмотри на ее пышную грудь! А ее живот, а — ниже. И ты говоришь, что у нее ничего там нет.

Сарафан на Пульхерии Васильевне был столь воздушно прозрачен — и бесстыден, что тело ее, действительно, можно было узреть во всех ее откровениях!

Налитую грудь ее с крупными сосками, хищные бедра и, разумеется, все остальное — дьявольское, не побоюсь этого слова, — и соблазнительное.

Где же были твои пророческие, Порфирий Петрович, глаза? Да и где ты сам теперь? Может, ты сейчас с высоты уже небесной смотришь на нее и на американцев?

Смотри на свою Психею, на свою Афродиту, смотри, как теперь она Дика Рузвельта своими прелестями соблазняет!

— Как раз об этом, Дик, я тебе и говорю. У этой русской бабенки, кроме ее тела, ничего нет! — И Боб спросил Пульхерию Васильевну: — Ты женка нашего хозяина?

— Нет. Я у них в гостях. — Ей было смешно, как они откровенно смотрят на ее грудь.

— А мужик твоей где?

— Умер, — потупила она свой взор, — но тотчас и улыбнулась загадочно.

— Дик, — перешел на английский Боб, — тебе повезло. Мужа у нее нет. — И по-английски сказал Пульхерии Васильевне: — Он теперь будет твоим мужиком. — И кивнул головой на Дика. — Понимаешь? — это уже он спросил ее по-русски.