Фельдегеря генералиссимуса - [52]

Наконец-то! Не с американцами, так с Парашей он попадет в поместье князя. Для этого он приехал сюда — и затеял этот разговор с Парашей.

А в это время около возка, уже догорающего, американские воздухоплаватели остановились.

— Боб, смотри, — проговорил Дик, — и на русских дорогах, как у нас на Диком Западе, грабят, убивают, жгут. Только зачем мертвых жечь? Не понимаю!

— А живых, Дик, ты считаешь, — спросил резонно Боб, — жечь можно?

— Так живые разные бывают.

— И мертвые тоже разные. Этот, видно, важным был. Смотри, сколько вместе с ним на тот свет людей отправили.

— Похоронить бы надо.

— Кого? Этот до пепла уже сгорел. А этих сами русские похоронят. Поехали, Дик. — И они поехали.

Через полчаса дорогу им перегородил шлагбаум. Из будки вышел черкес. Дик ему письмо, что Ростопчин им вручил, отдал. Черкес письмо, нет, не прочел, по-русски он не читал и не говорил. Просто на княжескую подпись посмотрел, узнал — и шлагбаум поднял. Что-то гаркнул на своем, на черкесском, гортанно. Но Дик не торопился проезжать. Очень ему кинжал на поясе у черкеса понравился. И он решил его купить или выменять.

Дитя американских прерий достал из своего кармана свой американский доллар, показал его черкесу и сказал на скверном английском, т. е. на своем американском языке:

— Хорошая цена за твой кинжал!

Дитя Кавказских гор отлично американца понял — и разразился диким хохотом и кавказскими ругательствами.

— Ты его оскорбил, Дик, — перевел Дику его друг Боб, так как понимал черкесский язык. Был у него один знакомый черкес в Америке. Замечу, кстати, что Боб говорил на отличном английском, т. е. на скверном американском языке, и производил впечатление, откровенно говоря, европейского человека — и одет был соответственно — по последней парижской моде. К тому же он был племянником первого президента Соединенных штатов.

Как свела его судьба с этим неотесанным парнем — Диком Рузвельтом? — не понятно! Хотя, конечно, если учесть, что Дик прямой потомок президента США, и президента легендарного, то, думаю, ясно, что не случайно их свела судьба.

— Если ты еще ему свой грязный доллар предложишь, — продолжил переводить Боб Дику, — то он тебя этим кинжалом и зарежет!

— А что он хочет за свой кинжал?

— Лошадей они любят, Дик!

— Хорошо, — согласился Дик. — Скажи ему, что пусть любую выбирает.

— Он хочет всех — за свой кинжал.

— Пусть всех забирает! — отчаянно махнул рукой Дик. Лошадей ему было не жалко. Лошади были не его, а казенные — русские — графа Ростопчина.

— Он согласен. Выпрягай их, Дик.

— Как выпрягай? Нам же еще ехать! Доедем, тогда отдадим ему лошадей. Скажи ему, Боб.

— Требует, чтобы сейчас мы ему его лошадей отдали!

— А спроси его, Боб, не одолжит он нам своих лошадей до князя доехать? Я ему свой нож складной отдам.

Черкес согласился. Дик отдал ему свой складной нож, забрал кинжал — и они поехали дальше.

Как только они переехали ров, тут же к ним подскочил другой черкес — и стал лошадей выпрягать.

Гортанно смеясь, он хлопал по лошадям ладонью и цокал языком. Боб объяснил Дику, что этот черкес — младший брат того черкеса у шлагбаума. Мол, брат ему велел забрать у американцев этих лошадей и к нему домой отвести.

— Они что, Боб, заранее знали, что я лошадей на кинжал выменяю? — удивился Дик.

— Выходит, что знали! — ответил озадаченно Боб и воскликнул: — Удивительная страна. Все знают заранее. Великое у такой страны будущее! — И они с Диком пошли пешком к княжескому дворцу.

Всего ничего было идти — версты четыре. Разумеется, их обогнала тройка и графа Балконского — и вторая тройка, на которой за кучера лихо ехал драгун Марков.

— Эй, воздухоплаватели! — крикнул он им. — Посторонись. Оглоблей зашибу!

Они посторонились, но все равно комья снега полетели из-под копыт им в лицо.

А в это время в их вещах, что они оставили в санях, Христофор Карлович рылся. Для этого и проделана была с ними эта штуковина с обменом лошадей на черкесский кинжал.

Если бы Дик на кинжал не польстился, Христофор Карлович что-нибудь и позатейливей придумал, чтобы они пешочком и налегке до княжеского дворца прошлись.

Не пришлось позатейливей тайной канцелярии придумывать — уж очень прост был Дик Рузвельт. Попался на серебряный блеск черкесского кинжала — как..! Сравнение не будем приводить. Ведь не он попался — а кто-то другой.

А Дик весело насвистывал американскую песню «В Канзас, в Канзас уходит дилижанс!..» и шел по русской дороге. Комья русского снега, конечно, были не сахарными и навозом лошадиным попахивали, но ему, американскому парню, не впервой навоз этот нюхать. Что в Америке, что в России — он одинаково пахнет!

А до княжеского дворца их Христофор Карлович довезет. Ничего предосудительного он в их вещах не найдет, потому в свою тройку и посадит, чтобы они, американцы, на обед не опоздали. И теперь я, действительно, с трепетом приступлю к описанию этого обеда, но не в этой главе — и не в следующей — конечно, — и даже, может быть, не в этой части своего романа!

Глава десятая

Если вы думаете, что специально описание этого обеда оттягиваю, так как все на нем прояснится — и моему роману конец придет, то вы глубоко ошибаетесь.