Фельдегеря генералиссимуса - [24]

— Колокольчик, — ответил князь Андрей и тут же пояснил: — К обеду нас зовут.

— Хорош колокольчик, — насмешливо сказал Бутурлин, заглянув в отдушину.

Там по локоть отрубленная рука держала за ухо отрубленную голову. И он не отпрянул, когда пальцы отрубленной руки ухо у этой головы вдруг стали выкручивать — и из развернувшегося рта раздался очередной вопль.

— Пойдем. Потом рассмотришь, — заторопил князь Андрей Бутурлина.

Старый князь не любил, когда кто-нибудь опаздывал к обеду. Да и не обед это был вовсе в обычном понимании этого слова.

Конечно, никто из-за стола княжеского голодным не вставал. Наоборот, старый князь следил, чтобы все неукоснительно ели, что им подают. Но назвать обед у старого князя обедом — это все равно, что назвать отрубленную голову в отдушине колокольчиком! Поэтому я заранее предупреждаю вас, готовьтесь к неожиданностям.

И еще. В этом, как говорится, вся соль, вся суть обеда. Старый князь приглашал к своему столу ровно тринадцать человек. С трепетом шли к нему обедать, гадая — кто же из них сегодня будет тринадцатым? Старый князь, надо отдать ему должное, долго не томил их: сразу же указывал тринадцатому сесть напротив себя — на иудин стул!

Глава шестнадцатая

Паноптикум, красильня.

По роже б кирпичом!

Ну а при чем Россия?

Россия-то при чем?

Марина Кудимова

Господа актеры особенно должны обратить внимание на последнюю сцену. Последнее произнесенное слово должно произвесть электрическое потрясение на всех разом, вдруг.

Гоголь

В этот раз он указал сесть напротив себя управляющему.

Управляющий, господин лет сорока пяти, приятной и благородной наружности (он был из разорившихся дворян — и весьма родовитых) с цинично подчеркнутым равнодушием сел на указанный князем стул: не раз он на нем сиживал — и не раз еще будет!

Фамилию его, имя и отчество называть не буду. Уж очень подленькую и гадкую роль сыграл он в моем романе — и в реальной жизни. Поэтому не хотелось бы его потомков огорчать и компрометировать.

А впрочем, вот вам его имя и отчество — да заодно и фамилия.

Павел Петрович Чичиков!

Нет-нет, избави Бог, с гоголевским Чичиковым ничего не имеет общего. У Гоголя — вымышленный, литературный персонаж, а у меня, как вы знаете, подлинный!

Христофор Карлович, сидевший по правую княжескую руку, аж весь затрепетал от этой циничной равнодушности управляющего.

Особенно его возмутила циничность, с которой управляющий разгладил свои пышные черные бакенбарды, чтобы они не мешали ему есть черепаший суп.

Еще один его циничный жест — и быть бы непременно трибуналу!

Впрочем, старый князь нахмурил брови — и предостерегающе взглянул на Христофора Карловича. Христофор Карлович успокоился.

— Паноптикум! — тихо, но отчетливо сказал Бутурлин, когда рассмотрел всех собравшихся за столом.

— Полковник Синяков! — не расслышал сидевший с ним рядом старичок — и рявкнул, т. е. представился Бутурлину. А может, и расслышал. — Паноптикум? — переспросил он Бутурлина. — Редкая фамилия. Из греков будете?

— Почти, — решил поддержать разговор шутник Бутурлин. — А вы полком князя тут командуете? — спросил он старичка — и улыбнулся князю Андрею, приглашая его присоединиться к его забаве над полковником Синяковым. Она обещала быть превеселой.

— Совершенно точно! — похвалил старичок Бутурлина. — Полком князя Ростова Николая Андреевича!

— А велик ли полк? — стараясь не рассмеяться, спросил Бутурлин.

— Как и положено ему быть, — уклончиво ответил полковник.

— А артиллерия есть?

— Есть артиллерия. Как ей не быть? — изумился старичок наивности вопроса вроде бы военного человека. Даже на мундир его конногвардейский посмотрел: не в штатском ли? Может, сослепу не разглядел?

Когда разглядел, удивился еще сильней, но ничего не сказал. А Бутурлина уже пошатывало от внутреннего хохота, бушевавшего у него в груди, но он решил еще потерпеть — и задал своей очередной вопрос:

— У вас, поди, и кавалерия есть?

— Нет, кавалерии у нас нет. Нам она без надобности, — ответил с достоинством полковник. И пояснил: — У нас вместо нее черкесы!

— Жаль, — разочарованно проговорил Бутурлин. — Я бы в вашу кавалерию непременно записался.

— Полковник Синяков, Петр Владимирович, о чем вы там с штабс — ротмистром Бутурлиным так горячо разговариваете? — раздался вдруг легкий и веселый голос старого князя.

— С каким Бутурлиным, ваша светлость? — старичок недоуменно посмотрел вокруг себя. — Нет тут никакого Бутурлина.

— Да как же нет? — еще веселей заговорил старый князь. — Он же с вами рядом сидит, справа от вас, в белом мундире!

– Справа? — совсем растерялся старичок-полковник. Посмотрел на Бутурлина — и сказал, видно, наконец-то сообразив, с кем он только что разговаривал: — Правильно, ваша светлость, с этим молодым человеком в белом мундире… Только ведь он не Бутурлиным представился!

— А кем же? — теперь уже изумился старый князь.

— Греком, ваша светлость! — бодро ответил полковник.

— Да какой же он грек, помилуйте, Петр Владимирович? — спросил все еще весело старый князь, но в голосе его зазвенело уже насмешливое раздражение на старичка-полковника. У белокурого красавца с голубыми глазищами, если и было что греческое, так это его правильный греческий нос.