Фехтовальщица - [127]

– Я вышла замуж.

– Замуж? – шевельнулось что-то в глубине зимних глаз королевского солдата.

– Да. Вы же сами когда-то хотели этого.

– Хотел, но… я так понимаю, маркиз де Шале обвенчался с вами тайно?

– Да, в воскресенье, в тот день, когда… – фехтовальщица вдруг запнулась.

– … когда убили графа д’Ольсино, – договорил за нее де Белар.

– Да, когда убили.

– Нехорошая примета – выходить замуж в день, запачканный кровью.

– Да, нехорошая… Кристоф…

– Тогда помалкивайте об этом. Это будет лучшее для вас. Вот, возьмите. Его величество ждет ответ.

Женька взяла бумагу, которую подал ей мушкетер, развернула и, прочитав, растерянно взглянула на королевского солдата.

– Он предлагает мне место личного телохранителя, – пробормотала она. – Что скажете?

– Почетная должность, сударыня. Что предать его величеству?

– Скажите… скажите, что я подумаю.

– Я так понял, король еще не знает, что вы замужем, раз прислал бумагу на имя Жанена де Жано?

– Не знает, и что еще хуже, он не знает, что я замужем за Генрихом де Шале.

– Вам нужно было осторожней искать себе мужа.

– Я не искала… я даже думать не могла, что выйду замуж за этого самовлюбленного кота!

– Что вы сказали, сударыня? – раздался сверху голос де Шале, который быстро спускался по лестнице в нижней рубахе и, наспех натянутых штанах.

Как и фехтовальщица, он был без чулок. Цезарь поспешно нес за ним туфли.

– Что здесь такое? И почему здесь этот мушкетер? Господин де Белар, кажется?

– Господин де Белар – гонец короля, Генрих. Он привез мне эту бумагу, – сказала Женька и протянула лист мужу.

Прочитав королевское послание, он расхохотался.

– Что же вы передадите королю, Жанна? – спросил Генрих.

– Я сказала, что подумаю.

Де Шале расхохотался еще громче.

– Де Белар, вы только ее послушайте! Она еще будет думать! Как вам нравится такая жена, сударь?

– Дела вашей семьи меня не касаются, ваша милость, – сухо ответил Кристоф. – Моя миссия выполнена, я должен вернуться в Лувр.

– Да, конечно, только пока не сообщайте его величеству девичью фамилию моей жены.

– Он все равно узнает о ней.

– Да, но лучше я сам поговорю с ним до этого.

Де Белар откланялся и ушел.

Во время завтрака Женька делала вид, что ничего не случилось. Генрих сначала насуплено молчал, а потом сказал:

– Сейчас придет Ласаре. Я заказал ему ваш портрет. Сеанс будет длиться в течение двух часов каждый день.

– А потом?

– Потом приедет Катрин. Я хочу, чтобы она поучила вас игре на лютне.

– Генрих…

– Помолчите. Потом вы поедите в «Божью птичку» на два часа в сопровождении Жулианы, как мы и договаривались.

– Генрих…

– Так, еще танцы. Я приглашу учителя. Вы не слишком уверенно танцевали в Булонже паванну.

– Генрих…

– Хватит, Жанна, я знаю, что вы хотите сказать! Вы думаете о предложении короля.

– Да.

– Вы не можете служить в его личной охране. Это невозможно, потому что это невозможно вообще!

– Ты не понимаешь!

– Жанен де Жано умер! Идите наверх! Сейчас придет художник. Вам нужно надеть другое платье и припудрить лицо. Ваши щеки слишком красны. Это неуместно для парадного портрета.

Женька ушла наверх. Генрих был прав – предложение короля не давало ей покоя. Оно выгодно отличалось от его предыдущего предложения стать «лицом с особыми полномочиями», давало ей относительную свободу и деятельность, к которой она была склонна. Она не могла не признать, что со стороны короля этот шаг навстречу ее фехтовальной натуре был чрезвычайно смелым. Пойти наперекор укоренившимся традициям, тем более по тем временам, мог далеко не каждый, хотя девушка догадывалась, что причина этой удивительной смелости крылась в желании Людовика окончательно отдалить ее от своего фаворита. «Может быть, он уже знает о нашем венчании?»

Пришел Ласаре и стал готовиться к работе, а Женька продолжала думать о своем положении, стоя у окна и задумчиво глядя, как ветер срывает с деревьев последние листья. «А если это только другой способ сделать из меня лицо с особыми полномочиями?»

Художник, уже не молодой, но энергичный мужчина с цепким взглядом, писал портрет новоиспеченной госпожи де Шале в библиотеке, где для этого специально была выполнена драпировка из алого шелка. Де Шале сам усадил девушку в нужную позу и только после этого уехал в Лувр присутствовать при одевании короля.

В позе для парадного портрета не было ничего сложного, но Женька продержалась в ее рамках не более пятнадцати минут.

– Может быть, мы попробуем что-нибудь другое, сударь? – обратилась она к художнику.

– Другое? – оторвавшись от полотна, нерешительно спросил Ласаре. – Но господин де Шале велел писать парадный портрет, сударыня.

– Так вы ремесленник? А он сказал, вы – художник, – улыбнулась фехтовальщица, уловив в голосе Ласаре своеобразную вибрацию, выдающую людей, склонных к творческому поиску.

– Ну… а что вы предлагаете, госпожа? – спросил он.

– А вы что?

– Ну… мне хотелось бы… чтобы вы были без одежды как мои натурщицы, с которых я писал древних вакханок, – вертя в руках уголь, признался художник.

– Без одежды?.. Без одежды… Ладно, но только если вы ко мне полезете, там внизу на стене висит оружие…

– Что вы, госпожа де Шале! Я понимаю, где нахожусь, и не преступлю законов благопристойности, – поклонился Ласаре.