Федюнинский - [59]

Шрифт
Интервал

Во всяком случае, компьютерные «историки», которые всюду спешат втиснуть три копейки своего мнения, должны помнить, что именно 54-я армия Ленинградского фронта в ходе наступления зимы — весны 1942 года на любаньском направлении достигла, после 2-й ударной армии, наибольших результатов. За четыре месяца непрерывных боев была прорвана оборона противника, захвачен большой участок железной дороги, очищена от немецких войск и потом удержана территория 20 на 22 километра. А что такое — удержать захваченный участок территории? Это значит закрепиться, врыться в землю, пусть даже в мерзлую. Правильно распределить огневые средства, определить позиции для пулеметов, минометов, артиллерии. Построить оборону, эшелонировать ее в глубину. И все это — под постоянным огнем противника.

Что касается руководства войсками из штаба…

Однажды в период распутицы командарм поехал на танке в Посадников Остров, где держала оборону одна из его дивизий. К тому времени оттепель осадила снега, промокли овражки, дороги распустило. Командирский танк двигался прямо по железнодорожной насыпи. В танке, кроме экипажа, тесно прижавшись друг к другу, сидели адъютант и два автоматчика охраны.

Вскоре командир танка, все это время наблюдавший в бинокль за местностью и дорогой, сказал:

— Всё, товарищ командующий, дорога закончилась. Насыпь разбита. Воронки такие, что танк не пойдет.

— Что ж, пойдем пешком, — решил Федюнинский, выбравшись на броню. — А вы, — приказал он командиру танка, — свяжитесь по рации со штабом дивизии и доложите обстоятельства. Пусть навстречу кого-то пришлют, чтобы мы не заблудились и не ушли к немцам.

Насыпь впереди действительно была перепахана тяжелыми бомбами, железнодорожное полотно разрушено. Из черного снега торчали расщепленные шпалы и искореженные рельсы.

На передовую Федюнинский всегда одевался просто, по-солдатски. Вот и в этот раз — рыжий поношенный ватник, стеганые штаны, на ногах кирзовые сапоги, на голове — шапка-ушанка.

Адъютант и автоматчики, выбравшись из душной, наполненной выхлопными газами тесноты танка, закурили и от командующего отстали.

До штаба дивизии, если верить карте, оставалось километров пять. Федюнинский, миновав разбитый участок, налегке ходко шел по шпалам. Вскоре сзади его окликнули:

— Эй, пехота, или кто ты там, посторонись!

Генерал оглянулся. Его догонял всадник, пожилой боец. В седле он держался ладно, по-казачьи осанисто, так что Федюнинский в какое-то мгновение залюбовался им. Вспомнилась родина. Другую лошадь, тоже под седлом, казак держал в поводу. Эта и вовсе была красавица — тонконогая, с нервной кожей на шее.

— Не кричи, казак, немца разбудишь! — тем же тоном ответил ему Федюнинский.

— Э, брат ты мой, немец нынче далече! — засмеялся в прокуренные усы всадник. — Отогнали мы его порядочно. К насыпи и близко не допускаем. — И вдруг спросил: — А откуда ты знаешь, что я казак?

— По тому, как в седле сидишь да плеть держишь, вижу. Оренбургский? Уральский? Донской?

— Семиреченские мы, — ответил казак с важностью. — А ты далече ли путь держишь? Что-то, смотрю, без винтовки. Потерял, что ль?

— Моя винтовка всегда при мне, — уклончиво ответил Федюнинский. — А иду я на разъезд.

Разговор с казаком генералу уже нравился. Хотя на откровенный тон еще не выбрались.

— На разъезд? И я туда! Ладно, садись верхом. Если, конечно, умеешь. — И казак усмехнулся. — Только, погоди-ка… Это — лошадь командира дивизиона. Он-то как раз из донских казаков. Я на нее пересяду. А ты — на мою. Не ровен час собьешь, пехота, командирской лошади спину, отдувайся потом за тебя.

— Ну, если так беспокоишься за коня, я и пешком дойду. До разъезда-то уже недалеко осталось. Слезай, закурим. — И Федюнинский вытащил коробку «Герцеговины флор».

Папиросы прислали ленинградцы. Как бы ни было им тяжело, а посылки на фронт продолжали идти. Продуктов жители блокадного города прислать не могли, а вот табачок, теплые вещи, кисеты для солдат присылали постоянно. В посылках лежали письма, иногда написанные детской рукой. Солдаты в первую очередь расхватывали эти письма, украшенные рисунками, и хранили их как обереги. Порой трудно определить, что нужнее всего солдату в мерзлом окопе. Котелок горячей каши — да. Горсть патронов во время отражения атаки, когда боеприпасы вот-вот иссякнут, — да. Погреться в землянке у самодельной печки — да. Но теплые строки, пусть даже безымянного ребенка, на листке, украшенном наивным рисунком… С таким листком за пазухой можно пережить любую атаку и перенести любую стужу. Так считали солдаты. И так было на самом деле.

Казак тут же слез с коня, сказал:

— Ты, земляк, видать близко к начальству ходишь, коли такие папиросы куришь. В ординарцах, небось, состоишь?

Казак закурил, с наслаждением задерживая пахучий табачный дым.

— Встречаюсь иногда и с начальством, — уклончиво ответил Федюнинский. — А почему ты меня земляком назвал? Так, ради красного словца?

— Да нет. По выговору вижу — сибиряк. Или уралец. А? Угадал?

— Угадал. Из Зауралья, тюменский.

— Ну вот! Выходит, земляк! Кто за Уралом родился и вырос, все земляки.

Заговорили о войне, о тех непростых обстоятельствах, в которых сейчас приходится жить солдату на передовой. Казак хорошо понимал обстановку, давал верные оценки и противнику, и своим действиям. Разговор Федюнинского заинтересовал еще больше. Но тут, как назло, со стороны разъезда показался другой всадник. Федюнинский издали узнал в нем офицера по особым поручениям штаба дивизии. Тот по-кавалерийски лихо осадил разгоряченного коня в двух шагах от них и так же браво доложил:


Еще от автора Сергей Егорович Михеенков
Примкнуть штыки!

Роман «Примкнуть штыки!» написан на основе реальных событий, происходивших в октябре 1941 года, когда судьба столицы висела на волоске, когда немецкие колонны уже беспрепятственно маршем двигались к Москве и когда на их пути встали курсанты подольских училищ. Волею автора романа вымышленные герои действуют рядом с реально существовавшими людьми, многие из которых погибли. Вымышленные и невымышленные герои дрались и умирали рядом, деля одну судьбу и долю. Их невозможно разлучить и теперь, по прошествии десятилетий…


Власовцев в плен не брать

Во время операции «Багратион» летом 1944 года наши войска наголову разгромили одну из крупнейших немецких группировок – группу армий «Центр». Для Восьмой гвардейской роты старшего лейтенанта Воронцова атака началась ранним утром 22 июня. Взводы пошли вперёд рядом с цепями штрафников, которых накануне подвели на усиление. Против них стояли части дивизии СС, которая на девяносто процентов была сформирована из власовцев и частей РОНА бригады группенфюрера СС Каминского. В смертельной схватке сошлись с одной стороны гвардейцы и штрафники, а с другой – головорезы, которым отступать было некуда, а сдаваться в плен не имело смысла… Заключительный роман цикла о военной судьбе подольского курсанта Александра Воронцова, его боевых друзей и врагов.


Встречный бой штрафников

Новая книга от автора бестселлеров «Высота смертников», «В бой идут одни штрафники» и «Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью». Продолжение боевого пути штрафной роты, отличившейся на Курской дуге и включенной в состав гвардейского батальона. Теперь они – рота прорыва, хотя от перемены названия суть не меняется, смертники остаются смертниками, и, как гласит горькая фронтовая мудрость, «штрафная рота бывшей не бывает». Их по-прежнему бросают на самые опасные участки фронта. Их вновь и вновь отправляют в самоубийственные разведки боем.


Русский диверсант

Летом 1942 года на Ржевско-Вяземском выступе немцам удалось построить глубоко эшелонированную оборону. Линия фронта практически стабилизировалась, и попытки бывшего курсанта Воронцова прорваться к своим смертельно опасны. А фронтовые стежки-дорожки вновь сводят его не только с друзьями настоящими и с теми, кто был таковым в прошлом, но и с, казалось бы, явными врагами — такими как майор вермахта Радовский, командир боевой группы «Черный туман»…


Пуля калибра 7,92

Когда израсходованы последние резервы, в бой бросают штрафную роту. И тогда начинается схватка, от которой земля гудит гудом, а ручьи текут кровью… В июле 1943 года на стыке 11-й гвардейской и 50-й армий в первый же день наступления на северном фасе Курской дуги в атаку пошла отдельная штрафная рота, в которой командовал взводом лейтенант Воронцов. Огнём, штыками и прикладами проломившись через передовые линии противника, штрафники дали возможность гвардейцам и танковым бригадам прорыва войти в брешь и развить успешное наступление на Орёл и Хотынец.


Прорыв начать на рассвете

Фронтовая судьба заносит курсанта Воронцова и его боевых товарищей в леса близ Юхнова и Вязьмы, где отчаянно сражаются попавшие в «котёл» части 33-й армии. Туда же направлена абвером группа майора Радовского, принадлежащая к формированию «Бранденбург-800». Её задача – под видом советской разведки, посланной с «большой земли», войти в доверие к командующему окружённой армии и вывести штабную группу в расположение немцев для последующей организации коллаборационистских формирований по типу РОА…


Рекомендуем почитать
Кончаловский Андрей: Голливуд не для меня

Это не полностью журнал, а статья из него. С иллюстрациями. Взято с http://7dn.ru/article/karavan и адаптировано для прочтения на е-ридере. .


Четыре жизни. 1. Ученик

Школьник, студент, аспирант. Уштобе, Челябинск-40, Колыма, Талды-Курган, Текели, Томск, Барнаул…Страница автора на «Самиздате»: http://samlib.ru/p/polle_e_g.


Петерс Яков Христофорович. Помощник Ф. Э. Дзержинского

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.


Курчатов Игорь Васильевич. Помощник Иоффе

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.


Гопкинс Гарри. Помощник Франклина Рузвельта

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.


Веселый спутник

«Мы были ровесниками, мы были на «ты», мы встречались в Париже, Риме и Нью-Йорке, дважды я была его конфиденткою, он был шафером на моей свадьбе, я присутствовала в зале во время обоих над ним судилищ, переписывалась с ним, когда он был в Норенской, провожала его в Пулковском аэропорту. Но весь этот горделивый перечень ровно ничего не значит. Это простая цепь случайностей, и никакого, ни малейшего места в жизни Иосифа я не занимала».Здесь все правда, кроме последних фраз. Рада Аллой, имя которой редко возникает в литературе о Бродском, в шестидесятые годы принадлежала к кругу самых близких поэту людей.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.