Федор Волков - [28]

Сумароков, взъерошенный, камзол расстегнул и бант из ленты широкой пукетовой с груди сорвал, язвил уже ненавистных ему приказных, — семя бесчеловечное, пагубоносное, презренное. И снова разговор вернулся к делам государственным, к судьбам России.

— А что, Александр Петрович, если бы вы у кормила всего государства вдруг оказались, имея всю полноту верховной власти, — чего стали бы добиваться? — подзадорил Сумарокова Волков.

Тот, нимало не смутившись, тут же стал отвечать, заговорил как по писаному:

— Если б я был великий человек и великий господин, я бы неутомимо старался о благополучии моего отечества, о возбуждении добродетели и достоинства, об утолении пороков и об истреблении беззакония, о приращении наук, о умалении цены необходимых вещей для жизни человеческой, о наказании за взятки, грабительство, разбойничество и воровство, об уменьшении лжи, лицемерия и пьянства; я старался бы о воспитании, о содержании опытного войска, об укрощении буйства, мотовства…

Волков, молча оглядывая собравшихся, радовался — цвет ума, мысли и образованности. Вот она — истинная голова народа русского. А забота опять же своя, к комедиантскому поприщу направленная. Как высокую и чистую правду эту, идеи благородные (многим ли открытые?) сделать достоянием театральным, вынести на подмостки, а быть может, и на площадь, чтоб не только сановным, избранным, но и простым смотрителям доступно было. Изобрести такое действо уличное, чтоб всему народу разом урок подать. Надо будет с Александром Петровичем потолковать. Но пока что мечта, видать, несбыточная. Доколе на троне сидит арлекин голштинский (арлекином Петра называла за глаза и сама Екатерина Алексеевна), искусство к пользе российской нелегко наклонить будет. Убрать его с престола, чего бы это ни стоило, — нет иного выхода. Как с первой бироновщиной покончили, таким путем и теперь действовать надо. Без гвардейцев, стало быть, не обойтись.

События между тем развертывались даже быстрее, чем ожидалось. Двадцать четвертого апреля было объявлено о заключении «вечного мира» между Россией и Пруссией. И тут же Петр III начал приготовления к войне с Данией — исключительно в интересах крошечной Голштинии. Бесцельность этой войны раздражала армию. Росло недовольство гвардии — царь вознамерился послать ее в Померанию для участия в военных действиях.

Е. П. Чемесов. С оригинала Ф. С. Рокотова.

Портрет И. Г. Орлова.

Гравюра резцом. Середина XVIII в.

Летом 1762 года Петр III жил в Ораниенбауме, по-прежнему пьянствовал и бесчинствовал, развлекался бесконечными вахтпарадами, гоняя по плацу до изнеможения своих полторы тысячи голштинцев. Екатерина находилась по соседству — в Петергофе. Царь ничего не подозревал о том, что в Петербурге лихорадочно готовился переворот.

В екатерининский кружок заговорщиков входили елизаветинские вельможи Никита Панин, Кирилл Разумовский, Михаил Волконский и группа гвардейских офицеров, среди которых особую роль играли тайный фаворит Екатерины Григорий Орлов и его братья Иван, Алексей и Федор (всех братьев Орловых было пятеро).

Помимо именитых царедворцев и офицеров гвардии, был еще узкий круг посвященных — из штатских лиц. К ним принадлежали адъюнкт Академии, камергер Г. Н. Теплов, гардеробмейстер императрицы Василий Шкурин, кассир Алексей Евреинов. В этот круг входил и Федор Григорьевич Волков вместе с братом Григорием. Они старались держаться в тени, и не о них ли были строки в появившихся позднее мемуарах Фридриха II: «Лица, на которых смотрели как на заговорщиков, всего менее были виновны в заговоре. Настоящие виновники работали молча и тщательно скрывались от публики».

Волков, выражая настроения передовых дворянско-разночинских общественных сил, искал смены власти из побуждений патриотических. Им и его единомышленниками переворот рассматривался как средство спасения России. Разумеется, речь шла не о перемене строя, — в соответствии с уровнем национально-исторического самосознания идеалом оставалась абсолютная монархия, во главе которой должен стоять мудрый просвещенный государь. Именно эта форма государственной власти утверждалась идеологической мыслью раннего Просвещения, концепции которого оказали решающее влияние на взгляды таких деятелей русской культуры, как Сумароков и Волков.

Своим умом, дипломатическими способностями, бескорыстием и самоотверженностью характера Волков завоевал доверие лиц, вместе с которыми и принял участие в предприятии, сложность, трудность и опасность которого были очевидны. По деятельной природе своей натуры Волков оказался с теми, кто решительнее всего вел дело от разговоров к заговору, обнаружив еще и талант государственного человека. Нельзя забывать при этом, что Волков не принадлежал к придворной элите и даже к дворянскому сословию, а известность приобрел на поприще комедиантском, для многих тогда еще едва ли не зазорном.

В непосредственном исполнении переворота, в вербовке сторонников в гвардейских полках особенно деятельной была роль офицеров Г. Г. Орлова, Ф. Хитрово и семнадцатилетнего Г. А. Потемкина. Артиллерийский офицер Григорий Орлов участвовал в Семилетней войне, выделялся своей отвагой, физической силой, молодцеватостью, веселой общительностью.