Фёдор Раскольников - [4]

Библиотека революционных приключений

Раскольников, создатель жанра библиотеки революционных приключений [9], сам был автором первых тоненьких книжек. Там еще и «Погоня за белым бронепоездом» готовилась у него, и «Люди в рогожах» — не слишком удачное название попытки героического предприятия. Дело было в том, что комиссар волжской эскадры, находясь на миноносце «Прыткий», смело вошел ночью в чужую белую зону и, выдав себя за исполнителя планов адмирала Старка, сняв красные флаги, подошел к плавучей белой тюрьме, где ждали расстрела четыреста тридцать коммунистов, и вывел ее собственноручно ночью к Саратову, к красным войскам. Историки гражданской войны спорят, сколько там было — четыреста тридцать два или четыреста тридцать пять <человек>.

Раскольников докладывал об этом смелом рейде на пленуме Петросовета и назвал цифру 430 человек спасенных.

За эту баржу Раскольников получил свой первый орден Красного Знамени, второй орден он получил за штурм Энзели, за смелый рейд через границу к берегу Черного моря и успешную операцию по этому рейду. Штурм Энзели описан самим Раскольниковым неоднократно. Я привожу только некоторые цифры, которых у Раскольникова нет. Молодая Советская республика получила в результате этого смелого рейда 50 судов, 30 самолетов, пять тонн снаряжения.

Литературные вкусы

«28 апреля 1923 г.

Кабул

Дорогая Ларисочка, Калбасьев, оказывается, привез с собой целую библиотеку, и я сейчас глотаю, как устрицы, тоненькие брошюрочки стихов.

Знаешь, сколько интересного вышло за последние два года!.. И не только в оригинальной литературе, но и в переводах. Чего стоят одни эти стихотворения Киплинга в переводе Оношкович-Яцыны[10]. Возьми, например, такую строфу:

„Абдур Рахман, вождь Дурани,

о нем повествуем мы,

От милости его дрожат

Хайберские холмы,

Он с Юга и Севера дань собрал —

слава, его как пожар,

И знают о том, как он милосерд,

и Балх, и Кандагар.

У старых Пешаварских врат,

где все пути идут,

С утра на улице вершил Хаким

Кабула суд.

И суд был верен, как петля, и скор,

как острый нож.

И чем длиннее твой кашель,

тем дольше ты живешь“.

Я прямо в восторге от этой баллады „О царской милости“, из которой я привел только начало. Из посмертных стихотворений Н. Гумилева мне больше понравилось „Приглашение в путешествие“ и юмористическое стихотворение „Индюк“. Но если бы я стал все цитировать, то все мое письмо было сплошь поэтическим. Но необходимо поговорить и о прозе. Прежде всего я прочел небездарные воспоминания Шкловского „Революция и фронт“ и „Эпилог“. Затем последние произведения Жюля Ромена, идеолога пресловутого „унанимизма“ — „Доногоо-Тонка“, очень рекомендую твоему вниманию, это так любопытно! <…> Вероятно, сегодня или завтра вернется из Кандагара автомобиль, в котором надеюсь найти твои следы, хотя бы в форме воздушно-поцелуйных писем. Крепко обнимаю тебя, моя родная!

Твой Федор Федорович»[11].

Вот небольшие части из писем полпреда РСФСР в Афганистане. Здесь все хорошо, все удачно и сравнение тоненьких сборников стихов с устрицами очень верно, очень убедительно, и похвалы переводам из Киплинга Оношкович-Яцыны — это лучший переводчик Киплинга на русский за столетие, и то, что в прозе Раскольников выделяет именно Виктора Шкловского «Революция и фронт», говорит безусловно о верном глазе. Письмо это — частное письмо из Кабула, написанное 28 апреля 1923 года.

Стихи и Раскольников

Впрочем, возможно, что во всех случаях, когда Раскольникову выпадает возможность декламировать чужие стихи (или стихи вообще), он подчеркивает в них именно смысловую сторону, да и не только смысловую, а даже узкозлободневную. Возможно, что «Приглашение в путешествие» должно подтолкнуть адресата к решению устроить его собственный отъезд из Кабула. И гумилевские ритмы выполняют чисто смысловую, даже как бы злободневную задачу. Точно так же он хвалит юмористическое стихотворение того же сборника «Индюк» за необходимую ему, Раскольникову, мысль. И пропускает все художественное и ритмическое своеобразие «Индюка». Возможно также, что, расхваливая всю балладу Киплинга в переводе Оношкович-Яцыны «Балладу о царской милости», он хочет лишний раз подчеркнуть и перед адресатом, и перед самим собой реальное значение своей собственной деятельности полпреда РСФСР на территории Афганистана. Это тот мир окраины Британской империи с его произволом и разрушением, который прошел сам Раскольников, посол при дворе афганского эмира, ибо в этом поистине великолепном, удачном сборнике переводов Оношкович-Яцыны из Киплинга Раскольникова не остановили какие-то другие стихи. В переводе Оношкович-Яцыны, и это главное их достоинство, удачно передан ритм этих великолепных баллад. Может быть, и так. Возможно, что в стихотворении Сергея Обрадовича[12] «Кронштадт» из сборника «Город», который также попал в список «устриц», как называл Раскольников тоненькие стихотворные сборнички, которые нужно глотать, не разжевывая, <внимание> остановила лишь одна из строф стихотворения с вполне модернистской рифмой:

Но призрачную тишь еще не раз

расколет

Зов Совнаркома, и в тревожный час

Еще не раз за подписью