Фёдор Раскольников - [5]

Шрифт
Интервал

Раскольникова
Получит военмор приказ.

Тут у пролетарского поэта, члена «Кузницы», видна погоня за чисто звуковым ударом, модернистским приемом.

Раскольников знал, что ему посвящают много стихов и не только неустановленные лица, как именуются в архивных справочниках подобные <авторы>. Вот эти написаны в 1919 году, тогда, когда Раскольников был в тюрьме. Во всех случаях Раскольников не мог быть покорен ритмом, тем тайным ударом в стихе, где стих порабощает волю читателя (и автора, как квалифицированного читателя) и заставляет прислушиваться к мнению одушевленных и неодушевленных существ, до которых, казалось, читателю не было дела еще вчера. У стихов есть темная власть, с которой надо бороться самым энергичным образом или ей следовать. Третьего не дано.

Признавалось, что в литературе Раскольников чувствовал себя вполне уверенно, и чтобы взяться за перо, ему не нужна была помощь Рейснер. В копии единственной автобиографии, которую в своей жизни написал Раскольников, семь страниц на машинке, где на Черноморский флот, на Энзели отведено по странице машинописи, есть надпись — дарственный автограф: «Ларисе, подруге по части литературных оборотов» [13].

Это, конечно, шутка. Раскольников был абсолютно грамотный человек, весьма искушенный в литературных оборотах, опытный журналист, написавший сотни статей, до того и после того он произнес сотни речей. Именно в Кабуле он начал работу над мемуарами своими, тоже сразу ставшими историческими, литературными. Герои революции вели хронику пролетарской революции, создав журнал «Пролетарская революция». Литературные обороты были делом хорошо знакомым правдисту Раскольникову. Творческая дружба Рейснер и Раскольникова ничем не была полезна для пера мемуариста, журналиста, драматурга, литературного исследователя — все это было впереди с того дня, когда Раскольников двигался по трибуне, по эстраде, по палубе Коммунистической аудитории Московского университета. Я подумал тогда, что этот мичман устоит и в сердечных, и в гражданских бурях.

Семейная драма

Семейная драма Раскольникова развивалась по тем же канонам острого детектива, авантюрного сюжета, как и вся его жизнь. Жена бежала от него, посла в Афганистане, бежала под удобным предлогом — ускорить отъезд, бежала по горным рекам, через ущелья, скакала в горной ледяной гератской воде. В Ташкенте жена пересела на скорый поезд «Ташкент — Москва», а в Москве послала Раскольникову требование развода, села в самолет и перелетела в Берлин, скрылась в подполье под чужой фамилией, чтоб на три месяца попасть в Гамбург на баррикады. Раскольников сходил с ума, метался в Кабуле. Совсем <забыв> условия дипломатического этикета, плакал в своем кабинете, писал бесконечные письма. За лето 1923 года их написал, вероятно, больше, чем за всю свою жизнь. Писем десятки, каждое по 60 страниц, написаны крупным, разборчивым, откровенным, прямым почерком. Эти письма — искусство в высшей степени положительное. Эти письма в высшей степени положительно характеризуют Раскольникова. Он, используя самые различные поводы, выворачивает свою душу, проверяет каждый свой день и не находит ответа, почему же жена бросила его. Он не угрожает и не оправдывается, он только исследует себя, боясь, что что-то упустил в этой потере, считая ее великой жизненной катастрофой. Он даже обращается к Фрейду, и видно, что он абсолютно грамотно толкует этот тонкий вопрос, применительно к близкому человеку. Есть большое письмо, где он подробно пишет о своей семейной идее: «Я однолюб. Мой пример — Владимир Ильич». Ему кажется, что если он назовет главное, его счастье вернется. Он предлагает любые условия их совместной жизни. Раскольников пишет, что он враг разрушенной семьи. Не может найти ответа, как же они прожили пять лет и вдруг на шестом расходятся, разводятся. В одном из писем написал: «На седьмом году брака». Он готов винить себя, взять на себя публичное покаяние, ничего не помогает. Жена требует развода и притом развода формального. Она не хочет носить фамилию Раскольникова.

Хорошо образованный, много читавший и много думавший Раскольников обнаружил недостаточное знакомство с классической литературой, посвященной этой проблеме. А то он бы знал про третий закон любви из «Писем о любви» Стендаля, который состоит в имманентности любви, о том, что сегодня любовь, а завтра — нет. И человек с удивлением смотрит на себя, как он (или она) мог писать такие страстные письма человеку, к которому он вовсе не чувствует любви. Любовь погибла и все. История из жизни победителя Керзона мичмана Ильина, героя революции и гражданской войны, а было ему всего 31 год от роду, а жене — 27.

Сначала ему кажется, что Лариса Михайловна ему с кем-то изменила. Но и этого нет. Он не хочет понять самого простого — что любовь кончилась. Тут дело не в том, что Лариса Рейснер хотела встать на самостоятельный литературный путь. Сам Раскольников писал не хуже Рейснер.

Цветистую прозу Рейснер категорически не принимал Степанов, редактор «Известий» в 1925 году, а с января 1925 года Рейснер — штатный работник «Известий». У Рейснер рукой редактора зарезано три фельетона. Степанов считал вообще ее стиль непригодным для газеты и уволил ее с работы. Она конфликтовала, настаивала на своем праве писать «художественный фельетон». В архиве ее заявление в парторганизацию «Известий» по поводу ее конфликта. Рейснер умерла в 1926 году от брюшного тифа, после развода они не встречались.


Еще от автора Варлам Тихонович Шаламов
Колымские рассказы

Лагерь — отрицательная школа жизни целиком и полностью. Ничего полезного, нужного никто оттуда не вынесет, ни сам заключенный, ни его начальник, ни его охрана, ни невольные свидетели — инженеры, геологи, врачи, — ни начальники, ни подчиненные. Каждая минута лагерной жизни — отравленная минута. Там много такого, чего человек не должен знать, не должен видеть, а если видел — лучше ему умереть…


Крест

«Слепой священник шел через двор, нащупывая ногами узкую доску, вроде пароходного трапа, настланную по земле. Он шел медленно, почти не спотыкаясь, не оступаясь, задевая четырехугольными носками огромных стоптанных сыновних сапог за деревянную свою дорожку…».


Очерки преступного мира

«Очерки преступного мира» Варлама Шаламова - страшное и беспристрастное свидетельство нравов и обычаев советских исправительно-трудовых лагерей, опутавших страну в середине прошлого века. Шаламов, проведший в ссылках и лагерях почти двадцать лет, писал: «...лагерь - отрицательная школа с первого до последнего дня для кого угодно. Человеку - ни начальнику, ни арестанту - не надо его видеть. Но уж если ты его видел - надо сказать правду, как бы она ни была страшна. Со своей стороны, я давно решил, что всю оставшуюся жизнь я посвящу именно этой правде».


Левый берег

Это — подробности лагерного ада глазами того, кто там был.Это — неопровержимая правда настоящего таланта.Правда ошеломляющая и обжигающая.Правда, которая будит нашу совесть, заставляет переосмыслить наше прошлое и задуматься о настоящем.


Артист лопаты

Варлама Шаламова справедливо называют большим художником, автором глубокой психологической и философской прозы.Написанное Шаламовым — это страшный документ эпохи, беспощадная правда о пройденных им кругах ада.Все самое ценное из прозаического и поэтичнского наследия писателя составитель постарался включить в эту книгу.


Сентенция

Рассказ Варлама Шаламова «Сентенция» входит в сборник колымских рассказов «Левый берег».


Рекомендуем почитать
Кризис номер два

Эссе несомненно устаревшее, но тем и любопытное.


Зачем писать? Авторская коллекция избранных эссе и бесед

Сборник эссе, интервью, выступлений, писем и бесед с литераторами одного из самых читаемых современных американских писателей. Каждая книга Филипа Рота (1933-2018) в его долгой – с 1959 по 2010 год – писательской карьере не оставляла равнодушными ни читателей, ни критиков и почти неизменно отмечалась литературными наградами. В 2012 году Филип Рот отошел от сочинительства. В 2017 году он выпустил собственноручно составленный сборник публицистики, написанной за полвека с лишним – с I960 по 2014 год. Книга стала последним прижизненным изданием автора, его творческим завещанием и итогом размышлений о литературе и литературном труде.


Длинные тени советского прошлого

Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.


Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России

Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.


Был ли Навальный отравлен? Факты и версии

В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.


Казус Эдельман

К сожалению не всем членам декабристоведческого сообщества удается достойно переходить из административного рабства в царство научной свободы. Вступая в полемику, люди подобные О.В. Эдельман ведут себя, как римские рабы в дни сатурналий (праздник, во время которого рабам было «все дозволено»). Подменяя критику идей площадной бранью, научные холопы отождествляют борьбу «по гамбургскому счету» с боями без правил.