Фёдор Логинов - [18]
Все, даже те, кто не служил в армии, хорошо знают, что политрук несёт ответственность за состояние воспитательной работы в подразделении. Доходчиво растолковать красноармейцам текущую политическую обстановку, увлечь их словом, вдохновить перед боем, вовремя поддержать способен только человек грамотный и, как тогда говорилось, «политически подкованный», пользующийся уважением личного состава. А завоевать это уважение можно только одним способом — быть для других примером в бою.
Снискал Логинов и доверие у своих командиров, которые помимо отваги сумели приметить в нём хозяйскую жилку, способность к интендантской службе. После того как в начале 1921 года 9-я дивизия была переброшена на Кавказ, на её основе были сформированы две отдельные бригады. 77-й полк, в котором служил Логинов, оказался в составе 2-й Кавказской стрелковой бригады Отдельной Кавказской армии. Организационные перемены коснулись и Фёдора — он был назначен старшим агентом управления снабжения бригады.
Видно, в недобрый час случилось это назначение. Из личного дела Логинова: «I. 1922 года осуждён рев. военным трибуналом Батумского укреплённого района за самоуправство к общественно-принудительным работам на 2 года и по отбытии 4-хмесячного срока был амнистирован»[46].
Когда читаешь эти строчки, невольно ощущаешь суровый дух военного времени. Попасть под суд революционного трибунала можно было только за серьёзный проступок, а не за какое-то банальное дисциплинарное нарушение. Некоторые волжские исследователи-краеведы пытались выяснить по архивным материалам, что же такое из ряда вон выходящее совершил Логинов, но безуспешно. Нехватка фактов рождает версии. Одна из них, наиболее «подходящая», — заступился Фёдор за девушку, к которой приставал некий начальник, и навешал её обидчику тумаков. Выглядит благородно, но в основе её лежит сюжет из повести Р. Дорогова и А. Злобина[47], построенный на художественных домыслах.
Другая версия основывается на реальном событии. Заполняя в январе 1925 года анкету для учётно-распределительной части ВЦСПС, на вопрос о привлечении к судебной ответственности Логинов отвечает так: «В 1921 году судим. Из трофейного седла мною в 1919 году были сшиты сапоги, по суду вынесен выговор»[48] (курсив мой. — А. Ж.). Но связаны ли воедино эти два, судя по всему, совершенно разных события, разделённые и временем, и пространством, — сказать трудно. Хотя сам Логинов в более поздних анкетах и автобиографиях не раз упоминал, что осуждён он был именно «за самоуправство», история с седлом, очевидно, также глубоко запала ему в душу, так как имела для него какие-то негативные последствия в тот период, когда он принимал участие в военных действиях на Урале.
В чём заключалось самоуправство Логинова, за которое он был осуждён, мы, очевидно, уже не узнаем, но что оно «имело место быть», сомнений не вызывает: то, что упрямство и своеволие были присущи нашему герою, мы уже отмечали. Ну а уж коли мы вспомнили историю с сапогами, пошитыми из трофейного седла, то в ней, на наш взгляд, заметна чисто крестьянская жилка молодого красноармейца: «Не пропадать же добру!»
Природная «крестьянственность» Логинова проявлялась и в последующие годы: скажем, в быту он не был «спартанцем» и бессребреником и не чуждался житейских благ, доступных руководителям высокого ранга, что, впрочем, во многом объяснялось и его поистине трепетной заботой о близких, стремлением создать нормальные условия для семьи, вынужденной вести вместе с ним «кочевой» образ жизни. Ничего необычного в этом, конечно, нет, только вот семейные хлопоты Фёдора Георгиевича нередко становились достоянием его подчинённых и порождали досужие разговоры среди обывателей, полагавших, что большому руководителю не к лицу чрезмерная озабоченность личными делами.
На стройке все на виду. Едва ли не весь посёлок строителей Сталинградской ГЭС знал, что младший сын начальника Сталинградгидростроя ездит в школу на служебной машине отца. Поди объясни каждому, что ребёнок страдает врождённой неизлечимой болезнью. Логинов воспринимает замечание коллег болезненно: «Ездил, и будет ездить!»
На сплетни, конечно, можно махнуть рукой, но нельзя давать для них поводов. А они были. Так, из дневника Логинова мы узнаём, что для перевозки имущества семьи из Запорожья на новое место жительства в Сталинград ему понадобился грузовой вагон[49]. Нетрудно представить, что у рабочих, помогавших перевозить мебель от станции в загородный особняк семьи Логинова, могли возникнуть и невесёлые мысли — ведь пожитки каждого из них умещались в один рюкзак, хранившийся под койкой в общежитии для строителей. А особняк за высоким глухим забором и образ жизни его обитателей раздражали многих.
К тому же семья Фёдора Георгиевича воспринимала как нечто само собой разумеющееся не только бытовые блага. Хорошо, если жена — действительно близкий человек, с кем можно поделиться наболевшим, посоветоваться перед принятием какого-то сложного решения. Но в управлении строительства хорошо знали, что советами со стороны супруги дело не ограничивается — Зоя Михайловна оказывала на мужа сильное влияние, а иногда даже без его ведома вмешивалась в социальные проблемы стройки, например в распределение жилья. Логинов относился к этому вполне терпимо.
