Федор Алексеевич - [2]

Шрифт
Интервал

   — Ты уж прости меня, Родион Матвеевич. Я ведь как лучше хотел. Прости, брат.

Отпустив домой занедужившего после такого «лечения» боярина, велел царь послать ему в подарок лучшего своего сокола, дабы загладить вину, а лечцу своему выговорил:

   — Ты что ж, Костериус, али не знал, что ему нельзя отворять?

   — Знал, государь.

   — А что ж молчал?

   — Не хотел царскому велению перечить, — нашёлся хитрый лечец.

   — Дурак. И у царского веления бывают помутнения.

Пока пускал царю кровь, явился запыхавшийся окольничий Матвеев. Костериус тут же достал чёрный флакон, ткнул его в нос окольничему, затем, плеснув тёмной жидкости в склянку, протянул:

   — Пей, да скоренько.

   — А ты?

   — Я уже пробовал.

   — Это не в счёт без свидетелей, — сказал Матвеев и, единым духом опорожнив склянку, сунул её лечцу. — Теперь себе налей.

«Пока пробуем, — подумал раздражённо Костериус, — царю, может статься, уж и не понадобится». Но всё ж налил и себе зелья, выпил.

Оно и вправду, когда налили царю и поднесли пить, он уж в полусознании обретался и половину склянки на себя пролил. Что-то пробормотал. Матвеев не понял что, переспросил:

   — Что, государь, что?

   — Патриарха звать велит, — раздражённо сказал лечец. — Собороваться хочет.

Артамон Сергеевич обернулся к постельничему, спросил с нескрываемой укоризной:

   — Аль не слышал, Иван Максимыч?

   — Слышал. Бегу.

Всё наоборот поворотилось. Постельничему, самому близкому к царю человеку, по сути второму лицу в царстве, все приказы выдают, словно он казачок на посылках. Но что делать? Случай-то из ряда вон. Царь помирает.

«Прости, Господи, — крестится Матвеев, подумав такое. — Ведь ещё не старый, сорок семь всего, и не болел вроде очень. А вот поди ж ты, Всевышний зовёт».

   — Что ж не легчает-то государю? — спросил лечца окольничий строго. — Сделай ещё чего, не стой орясиной.

   — Да, да, да, — согласился Костериус и достал другой пузырёк, наливал в склянку дрожащими руками. Именно по дрожанию этому Матвеев понял: худо дело. Выпил и это зелье. Оказалось горькое. Сплюнуть хотел, но сдержался, царю ведь питьё-то назначено. Ревниво проследил, как пил сам лечец.

Но и это лекарство более половины на сорочку государю пролилось. А что и в рот попало, не прошло. Закашлялся Алексей Михайлович, почитай, всё и разбрызгал. Открыл глаза, спросил с натугой, но ясно:

   — Где Иоаким[3]?

   — Послали за ним, государь. Скоро будет.

   — Скоре бы, скоре, — пробормотал царь, опять смежая веки.

Патриарх влетел в покои, принеся холод и мокреть улицы на рясе. Он был решителен и твёрд, и это передалось всем, даже у Костериуса руки трястись перестали. Он сделал своё дело, чем мог помог, теперь приспела пора патриарху делать его дело — соборовать умирающего. Все отступили от ложа царского, дабы не мешать высокому иерею. И тут окольничему Матвееву в ум пало: «А престол-то пуст будет! Господи, надо к утру поспеть, пока все не узнали, надо поспеть». Однако во дворце уже начиналась суматоха. Первыми появились в покоях государевых его сёстры: во главе со старшей Татьяной Михайловной — Ирина и Анна, а там и плачущая дочь Софья Алексеевна[4] прибежала.

Окольничий Матвеев, выйдя из спальни умирающего, поймал кого-то из слуг, наказывал строго:

   — Беги к Апраксиным, всех обеги, скажи, чтоб чуть свет в Думе были, потом к Лихачёвым[5].

   — Всем?

   — Всем: и Тимофею, и Михаиле, и Ивану.

   — А Милославским?

Артамон Сергеевич поморщился:

   — Ну, этим, если успеешь, напоследок.

Назвал ещё несколько знатных фамилий, на поддержку которых мог рассчитывать. И слуга помчался.

Сам Матвеев направился к покоям молодой царицы Натальи Кирилловны[6], столкнулся с ней в дверях опочивальни. Она была уже одета, — видимо, ей сообщили о муже.

   — Наташа, — схватил её за руку Матвеев, — ты куда?

   — К нему, куда ж ещё.

   — Не надо. Ты уж ему ничем не поможешь. Патриарх соборует его. Там все сёстры и Милославские девки. Не ходи. Поднимай Петрушу.

   — Среди ночи-то?

   — Идём! Поднимай! — И Матвеев силой повлёк царицу к покоям царевича.

   — Но дите же спит, — пыталась убедить боярина царица. — Артамон Сергеевич, зачем беспокоить ребёнка?

   — Наталья, неужто не понимаешь. — Матвеев перешёл на шёпот. — Престол-то впусте, надо Петра на него сажать. Петра царём провозглашать.

   — Но ему всего четыре года. Какой он царь?

   — Эх, бабий ум, — поморщился Матвеев. — А мы-то на что? Ты, я, братовья твои, отец, наконец.

   — Но Фёдор-то старше. А Иван?

   — Что — Фёдор? Он уж с постели не встаёт, ноги — что брёвна. Не сегодня завтра за отцом последует. А Иван[7], — Артамон Сергеевич махнул рукой, — всем ведомо, — дурак, да к тому ж почти слепой. Какой он царь.

Он буквально втащил царицу в покои царевича, сам от лампады возжёг свечи в бронзовом шандале.

   — Ну! Буди!

Наталья Кирилловна склонилась над спящим ребёнком, окликнула нежно:

   — Пе-тя, Петенька.

   — А-а, — внезапно открыл тот большие, навыкате глаза. — Что, маменька?

   — Вставай, миленький, вставай, родной.

   — Уже светает? Да? — спросил царевич, позёвывая.

И тут подступился окольничий.

   — Пётр Алексеевич, вставай, а то проспишь престол-то. Быстро одевайся. Где твои порты?


Еще от автора Сергей Павлович Мосияш
Александр Невский

Историческая трилогия С. Мосияша посвящена выдающемуся государственному деятелю Древней Руси — князю Александру Невскому. Одержанные им победы приумножали славу Руси в нелегкой борьбе с иноземными захватчиками.


Ханский ярлык

Роман Сергея Мосияша рассказывает о жизни Михаила Ярославича Тверского (1271-1318). В результате длительной междоусобной борьбы ему удалось занять великий престол, он первым из русских князей стал носить титул "Великий князь всея Руси". После того как великое владимирское княжение было передано в 1317 году ханом Узбеком московскому князю Юрию Даниловичу, Михаил Тверской был убит в ставке Узбека слугами князя Юрия.


Святополк Окаянный

Известный писатель-историк Сергей Павлович Мосияш в своем историческом романе «Святополк Окаянный» по-своему трактует образ главного героя, получившего прозвище «Окаянный» за свои многочисленные преступления. Увлекательно и достаточно убедительно писатель создает образ честного, но оклеветанного завистниками и летописцами князя. Это уже не жестокий преступник, а твердый правитель, защищающий киевский престол от посягательств властолюбивых соперников.


Трон и любовь

Эта книга — о страстях царя Петра, его верных и неверных женах, любовницах, интригах, изменах…Автор довольно свободно и субъективно трактует русскую историю тех далеких лет. Однако это не историческое исследование, а роман о любви и ненависти, о верности и ревности, где история — только фон, на котором разворачиваются интереснейшие, захватывающие события, полные драматизма. Это — история Великой Любви Великого Человека.Юному царю Петру Алексеевичу идет лишь восемнадцатый год, но он уже пережил стрелецкие бунты, злоумышления царственной сестры и смертный страх.


Борис Шереметев

Роман известного писателя-историка Сергея Мосияша повествует о сподвижнике Петра I, участнике Крымских, Азовских походов и Северной войны, графе Борисе Петровиче Шереметеве (1652–1719).Один из наиболее прославленных «птенцов гнезда Петрова» Борис Шереметев первым из русских военачальников нанес в 1701 году поражение шведским войскам Карла XII, за что был удостоен звания фельдмаршала и награжден орденом Андрея Первозванного.


Скопин-Шуйский. Похищение престола

Новый роман Сергея Мосияша «Похищение престола» — яркое эпическое полотно, достоверно воссоздающее историческую обстановку и политическую атмосферу России в конце XVI — начале XVII вв. В центре повествования — личность молодого талантливого полководца князя М. В. Скопина-Шуйского (1586–1610), мечом отстоявшего единство и независимость Русской земли.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Мирович

Роман "Мирович" рисует эпоху дворцовых переворотов XVIII в. в России. Григорий Петрович Данилевский - русский прозаик второй половины XIX в.; известен, главным образом, как автор исторических романов. Умение воссоздавать быт эпохи, занимательность сюжетов обусловили популярность его книг.


Деды

Историческая повесть из времени императора Павла I.Последние главы посвящены генералиссимусу А. В. Суворову, Итальянскому и Швейцарскому походам русских войск в 1799 г.Для среднего и старшего школьного возраста.


Александр III: Забытый император

Исторический роман известного современного писателя Олега Михайлова рассказывает о жизни и судьбе российского императора Александра III.


Анна Леопольдовна

Исторический роман известной писательницы Фаины Гримберг посвящен трагической судьбе внучки Ивана Алексеевича, старшего брата Петра I. Жизнь Анны Леопольдовны и ее семейства прошла в мрачном заточении в стороне от магистральных путей истории, но горькая участь несчастных узников отразила, словно в капле воды, многие особенности русской жизни XVIII века.