Федерико Феллини - [53]

— Но я вовсе не собираюсь критиковать критику. Это бесполезно и несколько неприлично. Создавать фильмы и критиковать их — две совершенно противоположные вещи. Тем не менее я могу высказать только основное наблюдение, маленькое замечание: критики не говорят о самом кино. Собственно кинематографическое событие — конкретное кино — подается как нечто изначально данное. То, что мы переживаем ныне, когда все вокруг приходит в упадок, когда американское кино вновь завоевывает экраны, а итальянскому режиссеру удается снимать, так сказать, ремесленный, ручной работы фильм, уже не как автору, а как прорабу на стройке, не отмечено никем.

— Надо разобраться, что дает такой фильм ручной работы. Туллио Кезик написал, что вместо фильма о твоем детстве, который сейчас не то чтобы актуален, ты должен был бы сделать «усилие, чтобы бросить взгляд на детство человечества».

— Нет сомнений, что это дельное замечание. Но что он имел в виду? Я должен был создать фильм о приматах, о питекантропах? Я режиссер, а не антрополог, я не Жан Жак Руссо, я не Джамбаттиста Вико[49], не Гегель, не Леви-Строс.

— Похоже, твое невежество не так уж велико, как ты частенько пытаешься это представить.

— Воспоминания, школьные реминисценции. К тому же сейчас можно прочесть подобные вещи в любом издании вплоть до журналов с комиксами.

— Джованни Градзини написал: «Лучше закрыть глаза на реальность, лучше свернуться клубком в своих грезах и найти там убежище, в то время как поезд входит в туннель старости».

— Будем надеяться, он хотел сказать, что я близок к концу моей карьеры, а не к концу в абсолютном смысле этого слова. Однако я все же намерен попытаться сделать еще несколько фильмов. Реальность? Но что означает это слово? У каждого своя собственная реальность. Я черпаю вдохновение в своей реальности, в неизведанной части меня самого, в моем подсознании.

— Похоже, твое подсознание неисчерпаемо!

— Ты мне так это сказал, как если бы произнес: «И не стыдно тебе иметь такое неисчерпаемое подсознание?» Мое подсознание столь же неисчерпаемо, как и у всех остальных.

— Нет, твое подсознание отличается от подсознания остальных, это бездонная шахта.

— Звучит довольно пошло! Также говорили и даже приписывали мне высказывание, что «Город женщин» является итогом всех моих фильмов. Я никогда не говорил подобной глупости, тем более что для меня как солипсиста слово итог не только непонятно, мне вообще вряд ли удастся его произнести.

— Чем же тогда все-таки является «Город женщин»?

— Это фильм о женщинах или о мужчине, который пытается изучить себя через женщин.

— То есть фильм о тебе самом? Значит, критики все-та-ки оказались правы?

— Если угодно, все мои фильмы о женщинах или обо мне самом. Именно женщины вдохновили меня на то, чтобы снимать кино. Я с ужасом думаю о моем друге Франческо Рози, который всегда снимает фильмы без женщин. Я не понимаю, как он может это делать. Я, напротив, ничего не смог бы сделать без женщин. Я пришел в кинематограф не через Эйзенштейна, Пудовкина, Мюрно. Как я уже неоднократно повторял, я никогда не видел фильмы Эйзенштейна, Пудовкина и Мюрно. Как видишь, мое невежество безмерно.

— Твое кокетство неистощимо, как и твое подсознание.

— Это не кокетство, а действительность.

— Но почему еще некоторое время назад ты говорил, что нам пора становиться взрослыми, а сейчас утверждаешь, что необходимо навсегда сохранить в себе ребячество, юношеские черты?

— Потому что я заметил: взросление дает лишь одно — понимание того, что незачем было становиться взрослым.

— Раньше ты говорил, что в кино главное — это свет, а сейчас утверждаешь, что главное — это женщина, то есть ночь, мрак, загадка. Почему?

— Кино состоит из света и тьмы, как и женщина. Как можно рассказать о темноте, не осветив ее?

— Почему ты так боишься старости?

— На самом деле я никогда не упоминал в своем творчестве о проблеме старости. И это, признаю, является в какой-то степени кокетством. Я говорю, что ощущаю себя старым, чтобы мне говорили: «Что ты, Федерико, ты выглядишь на сорок, нет, на тридцать лет, совсем юным, да что там — маленьким ребенком».

— Ты не боишься упадка физических сил со всеми вытекающими из этого последствиями? Чего ты боишься больше — неприятностей со здоровьем, проблем с зубами, болей в пояснице, исчезновения жизненных сил?

— Выпадения волос. Каждый раз, когда я мою голову и погружаю руки в поредевшие пряди, я ощущаю страх.

— Ты не опасаешься полового бессилия?

— Это провокационный вопрос.

— А бессилия творческого?

— Думаю, мне это пока не грозит. Говорят, что я избегаю реальности и только и делаю, что мечтаю. Так вот, я согласился снять серию полицейских фильмов для телевидения. Мне хочется оставить свидетельство о том смутном и трагическом времени, в которое мы живем, об этом лабиринтообразном и загадочном периоде. И мне кажется, именно жанр полицейских фильмов наилучшим образом подходит для того, чтобы передать это ощущение растерянности, ни на минуту не оставляющее нас.

— Ты настойчиво исповедуешь католические ценности. Но в каком смысле ты считаешь себя католиком? Ты веришь в Бога, в бессмертие души?