Фазовый переход. Том 2. Миттельшпиль - [52]

– А как же вы русского изображали? – съязвил президент. – У них что, тоже распространены лэптопы и компьютеры?

– Удивитесь, но имеются. Не меньше, чем у нас. А то и больше. Русские здесь напоминают американских индейцев. Суровые, даже жестокие люди, но, как дети, обожают всякие гаджеты. Зеркальца, бусы, винчестеры. Сейчас вот их кумир – электроника. Айфоны, айподы и прочее у них поступают в продажу раньше, чем у нас начинают рекламировать, – непонятно чему усмехнувшись, сказал Лютенс, а сам с сожалением подумал, что даже в девятнадцатом веке руководители цивилизованных государств лучше ориентировались в международной обстановке, да и реалиях повседневной жизни, чем сейчас. Что там ни писали бульварные листки, но и Бисмарк, и Гладстон и Линкольн точно знали, что русские не ездят по Невскому проспекту на пьяных медведях с балалайками. В Первую мировую никто не удивился, что сильнейший в мире тяжёлый бомбардировщик «Илья Муромец» изобрели и построили именно русские. А Кеннеди легко поверил после полёта Гагарина, что Хрущёв штампует межконтинентальные ракеты, «как сосиски», отчего полтора десятилетия мир прожил в относительном покое и благоденствии.

А вот нынешние «лидеры», путая Бирму с Бангладеш и Иран с Ираком, охотно верят своим советникам, утверждающим, что Россия находится где-то на 190-м месте в мире по уровню жизни населения и на 205-м, после Зимбабве и Сомали, по «человеческому потенциалу». И что Грузия, например, получив триста американских советников и двадцать «Хаммеров», легко разгромит средневековую Российскую армию.

Бедная Америка! Её ждут в недалёком будущем трудные времена. Пресловутый «когнитивный диссонанс» во всей его красе, помноженный на «объективные экономические трудности». Вдруг и за очень короткий отрезок времени придётся понять, что американцы – отнюдь не раса «окончательных и исключительных сверхчеловеков», и их пресловутый «жизненный уровень» сохранится только у тех, кто действительно умеет делать что-то необходимое окружающим и при этом конкурентоспособное. И «Чёрный обелиск» Ремарка[82] станет очень для многих едва ли не настольной книгой.

– Возьмите, что вам нужно, там, на полке у секретаря, – махнул рукой Ойяма и, похоже, потерял к своему новому «спичрайтеру» интерес, сосредотачиваясь перед звонком ещё нескольким «суперVIP-персонам». В целях самоутверждения и зондажа обстановки.

Лютенс удобно устроился в расположенной напротив кабинета президента гостиной на кожаном диване рядом с открытым окном. С помощью возвращённых ему по распоряжению президента устройств проверил, нет ли поблизости подслушивающей, подсматривающей и передающей аппаратуры. Таковой не оказалось, всё же следить за «большим боссом» в его личных помещениях коммодор Брэкетт считал неэтичным. Тем более – не зная, кто из сотрудников-технарей может его выдать президенту или использовать приспособления, в которых сам коммодор не разбирался, в собственных интересах или по заданию «врагов нации».

Он снова вышел на связь с Ляховым, чем, похоже, несколько вывел куратора из обычной эпикурейской флегмы. Так сложились их отношения, что Лютенс видел Вадима Петровича исключительно в этой маске – человека, излишне даже спокойного, неторопливого в словах и жестах. Малоэмоционального, понимающего вкус в напитках и табачных изделиях, почти равнодушного к женским чарам (опытный в таких делах разведчик сразу заметил, что все прелести и стати Рыси оставляют Ляхова равнодушным).

– Что у тебя опять случилось? – недовольно спросил Ляхов, проводивший, похоже, какое-то совещание. По крайней мере, на заднем плане в кадре сидели и стояли люди, среди которых он немедленно узнал и Рысь, о которой только что подумал. Теперь она была в военной форме, не слишком похожей на нынешнюю российскую, но с характерными, классическими русскими погонами. Старший лейтенант, или поручик, если она тоже из той России.

Лютенс коротко и чётко, чтобы ещё больше не раздражать сильно занятого человека, доложил о сути разговора с президентом и о полученном задании.

Ляхову это понравилось.

– Молодец, юнкер. Поздравляю поручиком![83]

– Я уже полковник, – обиделся Лютенс.

– Это ты где-то там у себя в прериях полковник. Да хоть и маршалом назначат, если всё выгорит. А у меня пока поручик. И скажи спасибо. С речью вы хорошо придумали. Но теперь это не ко мне. У проекта появились другие кураторы. С ними и обсуди. Сейчас переключу…

Пока Лютенс раздумывал, снова закуривая, к добру ли для коня такая смена кучера на переправе, монитор несколько раз мигнул, и на нём появилось изображение мужчины лет около сорока, сильно напоминающего итальянского актёра Марчелло Мастроянни в молодости. Только короткие английские усы и зачёсанные на левый пробор волосы были тёмно-соломенного (палевого, если по Далю) цвета, а глаза – серо-голубые, с оттенком хорошей ружейной стали. И взгляд у этого персонажа был… Ну, если бы Лютенс был женщиной, он назвал бы его «раздевающим», а тут сразу и не подберёшь термин. «Пронзительный» – не слишком подходит. Скорее, наверное, «проницательный», «понимающий» и «снисходительный» тоже. Как у опытного, всё про своих прихожан знающего священника или даже – настоятеля монастыря, проводящего душеспасительную беседу с заблудшим, нуждающимся в наставлении.