Фазовый переход. Том 2. Миттельшпиль - [48]

– Да, долгая, а душевность – по обстоятельствам. Прокатимся ну хоть до Тулы и обратно. Или в другом направлении желаете?

– Можно до Александрова, там за окном виды красивее… – продолжал наглеть Михаил.

– Никаких возражений, – опять кивнул «железнодорожник». – На Окружную выедем, я распоряжусь…

Вагон медленно пополз, точнее, как всегда, сначала поползли назад столбы и ближние постройки, а потом только стало понятно, что поехал вагон, а всё прочее остаётся на своих местах.

«Валя» поставил на стол бутылку «Шустовского», импортированного из Югороссии коньяка, открытую зелёную жестяную банку с красной икрой и такую же, но синюю – с чёрной. Хрустальную маслёнку, тарелку с французской булкой и нож. Следом появились три (!) очень массивные хрустальные стопки, специальные энкапээсовские, чтоб на ходу со стола не сваливались.

– Чем богаты, Михаил Иосифович. Вагон-ресторан ещё не подцепили. Выпьем за знакомство?

Выпили, только они трое, Волович, «железнодорожник» и «в пенсне». Остальным, значит, не по чину.

Закусили, Волович жадно, остальные – символически.

– Давайте ещё, – сказал «железнодорожник», но налил только Михаилу.

Тот торопливо сжевал целых три бутерброда, потом подряд опрокинул две стопки.

– Вы меня простите, – извинился он, ещё жуя, – пять дней ничего, кроме тюремной каши, не ел.

«Друзья» понимающе кивнули, но ничего не ответили.

Четвёртые пятьдесят грамм достигли желудка. Сразу стало хорошо и почти уже не страшно.

Волович закурил свой «Кэмел», откинулся на стуле.

– А теперь, Михаил Иосифович, давайте по порядку, – предложил «в пенсне». – Кто вы, зачем прибыли в Москву, почему вас тут же арестовал и почти сразу отпустил Агранов и какое отношение вы имеете к Югороссии и её здешним полпредам? Видите, у нас не допрос под протокол, а просто дружеская беседа. Расскажете всё, что нас интересует, тогда перейдём к следующим номерам нашей программы. Идёт?

Волович кивнул и снова потянулся к бутылке. Потому что ни на один вопрос он не имел правдоподобного ответа, а говорить истинную правду… Нет, я с вас смеюсь, как часто говорил Мишин дедушка, самый настоящий одессит, хоть и с двумя высшими образованиями.

Глава семнадцатая

После первых же слов президента Паттерсон почувствовал себя несравненно лучше. Всё ж таки одно дело, когда разговор на сомнительную тему ведёт с тобой вице-президент, при живом начальнике никакой реальной властью не обладающий, и совсем другое, если лично Верховный главнокомандующий отдаёт недвусмысленные приказы.

Паттерсон (с помощью предварительно употреблённых нескольких «дринков») даже набрался смелости и попросил господина президента облечь свои распоряжения и инструкции в письменную форму. Неважно, какую именно, лишь бы под рукой был собственноручно подписанный Верховным документ.

Впрочем, как мудро заметил мистер Ойяма:

– Лучше всего, мой дорогой Шелтон, не доводить до ситуации, когда вам придётся давать кому-то объяснения, кроме меня, естественно. В обстановке, которая может сложиться в результате вашей нерешительности, очень многие люди предпочтут обходиться без процедур, с которыми по традиции сопряжено «парламентское расследование». Я понятно выражаюсь?

– Да, сэр. Достаточно понятно. – Паттерсон сглотнул подступивший к горлу комок. Страшно, слов нет, но для чего-то ведь носит он по четыре звезды на плечах? Военному человеку на роду написано хоть раз рискнуть по-крупному, иначе в очередном учебнике его не упомянут даже в примечаниях.

– И ещё, – продолжил президент, – я хочу, чтобы вы поняли простую истину – не следует думать, что те методики, что мы используем за пределами Штатов, неприменимы внутри страны. По каким-то там замшелым и всеми забытым причинам. Если мы добиваемся успеха, игнорируя не нами и не для сегодняшнего дня придуманные «правила игры» в окружающем мире, то следует распространить эту полезную практику и на внутренние дела. Чем, в конце концов, какой-нибудь штат Оклахома лучше Гватемалы или Ливии, а его губернатор – тамошних диктаторов? Особенно если вдруг начнёт вести себя неправильно с точки зрения высших интересов нации. Вы меня поняли? – с нажимом повторил Ойяма.

– Да, сэр. Я хорошо вас понял. Просто я смолоду привык, что американцы отличаются от других… народов. И с ними не принято обращаться, как с… гватемальцами. Всё же… неотчуждаемые права гражданина и тому подобное… Наша исключительность…

Судя по голосу, генерал был не то чтобы растерян, а оказался в состоянии человека, вот только что узнавшего, подобно герою Достоевского, что Бога нет. И тогда какой же он штабс-капитан?

Да… Даже на самых высоких должностях урождённые «ВАСПы» остаются в той или иной степени муравьями. С несколько большим по объёму нервным ганглием, заменяющим мозг, в котором помещается в нужное число раз большее количество потребных для отправления функции инстинктов. Времена таких личностей, как Ф.Д. Рузвельт или генералы Эйзенхауэр, Брэдли, Маршалл[72], безвозвратно прошли.

Ойяма это сразу уловил, хотя о Достоевском даже и не вспомнил. Паттерсона следовало одёрнуть. Привести в чувство, чтобы снова начал функционировать согласно Программе, подразумеваемой наличием четырёхзвёздных погонов на плечах.