Фаворитка императора - [110]

– Не волнуйтесь, донна Лавиния, со мной все в порядке. Поверьте, я глубоко огорчена, разбудив вас, но я хочу, чтобы вы ответили на один вопрос… чтобы вы ответили на него сейчас же… и без обиняков!

Шандал в руке экономки так закачался, что она вынуждена была поставить его на стол.

– Какой вопрос, госпожа?

Марианна указала на распахнутое окно, перед которым она стояла, затем устремила повелительный взгляд на лицо донны Лавинии, превратившееся при лунном свете в гипсовую маску.

– Вы прекрасно знаете, какой вопрос, иначе не побледнели бы так! Кто тот человек, которого я только что видела промчавшимся на лошади через лужайку?.. Под ним был Ильдерим, на спине которого я еще никогда никого не видела. Ну, отвечайте! Кто он?

– Госпожа… я…

Бедная женщина едва держалась на ногах, и ей пришлось опереться о спинку кресла, чтобы не упасть, но Марианна подошла к ней, положила руку на плечо и безжалостно повторила по слогам:

– Кто… это… такой?

– Э… князь Коррадо!

Глубоким вздохом облегчения Марианна освободила стесненную грудь. Она не была удивлена. С тех пор как она увидела неясную фигуру всадника, она ждала, что получит ответ, однако он пробудил в ней целый ряд новых вопросов. Но донна Лавиния, полностью обессилев, вопреки всякому протоколу рухнула в кресло и, спрятав лицо в руках, залилась слезами.

Почувствовав угрызения совести, Марианна моментально опустилась перед нею на колени и стала утешать:

– Успокойтесь, донна Лавиния! Я не хотела огорчить вас своими расспросами. Но поймите, до какой степени может быть мучительной эта тайна, с первого момента окружившая меня!

– Я знаю… я хорошо понимаю… – бормотала Лавиния. – Конечно… я знала, что в какую-то из ночей вы увидите его и зададите этот вопрос, но я надеялась… один Бог знает на что…

– Возможно, что я не останусь здесь достаточно долго, чтобы заметить его?

– Может быть, но это было слишком по-детски, ибо рано или поздно… Видите ли, госпожа, почти каждую ночь он делает это. Он часами скачет на Ильдериме, ему одному позволяющему седлать себя. Это его самая большая радость… единственная, от которой он не может отказаться!

Рыдание прервало голос экономки. Марианна осторожно взяла ее руки в свои и прошептала:

– Не слишком ли он суров к самому себе, донна Лавиния? Этот человек не калека и не больной, иначе он не смог бы оседлать Ильдерима… В его силуэте я не заметила никаких признаков уродства. Мне показалось, что он высокого роста и, по-видимому, очень сильный. Тогда зачем так скрываться? Для чего обрекать себя на такое нечеловеческое заточение, к чему погребать себя заживо?

– Потому что иначе быть не может… Невозможно! Поверьте мне, княгиня, не из-за болезненной страсти к тайнам или оригинальничанья мое бедное дитя так отгородилось от мира, от всего мира! Только потому, что он не мог этого избежать.

– Но, в конце концов, в той фигуре, что я разглядела, не было ничего отталкивающего. Она выглядела нормальной… да, вполне нормальной.

– Может быть… все дело в лице!

– Это только отговорка. Мне уже приходилось видеть ужасных людей, обезображенных язвами и ранами, чей вид действительно трудно было выносить, однако это не мешало им вести нормальную жизнь среди других. Я видела людей, носящих что-то вроде маски, – добавила она, вспомнив Морвана и его шрамы.

– И Коррадо носит маску, когда ездит так. Ночь и тень от плаща и шляпы кажутся ему недостаточными, чтобы спрятаться. Но среди бела дня одной маски будет мало. Поверьте мне, всем святым заклинаю вас, госпожа, не пытайтесь ни проникнуть в его тайну, ни встретиться с ним. Он… он может умереть от стыда!

– От стыда?

Донна Лавиния с усилием встала и заставила подняться Марианну. Она перестала плакать, и лицо ее обрело обычное спокойствие. Похоже было, что этот разговор принес ей облегчение. Глядя Марианне прямо в глаза, она добавила глухим голосом:

– Видите ли, Коррадо несет бремя проклятия, некогда обрушившегося на этот богатый и могущественный дом, проклятия с лицом ангела. И только ребенок, которого вы подарите ему, поможет освободиться от него если не самому Коррадо, ибо от постигшего его несчастья нельзя избавиться, то, по крайней мере, имени Сант'Анна, и оно снова достойно заблистает. Спокойной ночи, ваша милость. Попытайтесь забыть то, что вы видели.

На этот раз побежденная, Марианна больше не настаивала. Не сказав ни слова, она позволила донне Лавинии уйти. Она чувствовала себя бесконечно усталой, как если бы совершила длительное и мучительное усилие, и ее охватило уныние. Загадка Коррадо захватила ее полностью, неотступно и назойливо преследуя. Ее раздраженное любопытство, ее постоянная потребность во всем разбираться до конца могли толкнуть ее на любое безумство: например, спрятаться на пути призрачного всадника, броситься под копыта Ильдерима, чтобы заставить его остановиться, но что-то необъяснимое удерживало ее. Может быть, сказанные донной Лавинией слова: «Он может умереть от стыда», слова, полные той же печали, что и у голоса из зеркала. Чтобы немного успокоиться и одновременно освежиться, она умыла лицо и руки, побрызгала все тело одеколоном и снова легла в постель без всякой надежды уснуть. Удручающая жара и неистовая сарабанда мыслей неумолимо отгоняли сон. Она напряженно прислушивалась к неясным шумам ночи, пытаясь уловить далекий стук копыт. Часы проходили, не принося ничего нового, и Марианна, полностью опустошенная, кончила тем, что погрузилась в своеобразное оцепенение, которое не было ни сном, ни явью. Странные образы, как в сновидении, роились в ее мозгу, однако у нее не было ощущения, что она спит. Это были неопределенные туманные формы, сменявшиеся персонажами с потолка, внезапно спустившимися вниз и окружавшими ее кривляющимся, насмешливым кольцом, это были причудливые цветы, которые склонялись над нею и превращались в лица, это была стена ее комнаты, раскрывшаяся, чтобы пропустить голову… голову Маттео Дамиани.