Фаворит императрицы - [106]

– Выехали вы в полную темноту, потому как спать в ту ночь не ложились. Я, помнится, все уговаривал вас до утра подождать, но эти двое – ни в какую.

– Кто – эти двое?

– Французы. Один в черном с козырьком, – рука Адама опять взметнулась ко лбу, – а другой в лиловом… или в синем, но это не суть важно. Второй еле на ногах стоял, а все рвался ехать, говорил вроде – ждут нас.

– А я на ногах стоял? – ревниво спросил Матвей.

Хозяин на минуту прикрыл оба глаза, вспоминая, потом четко произнес:

– Нет, ваша милость, вы даже на четвереньках стоять не могли – падали. Вас люди на руках в карету снесли.

Родион спрятал усмешку в кулак и отвернулся, чтобы не видеть до крайности смущенное лицо друга.

– А француз с козырьком сел в эту карету? – вскричал Матвей в раздражении.

– А вот этого я не помню, – кротко сказал Адам. – Видно, отлучился куда-то, и карета без меня тронулась. Француз этот, между прочим, потом в наших местах объявился. Но думаю, врут люди.

– Когда же он объявился? – Матвей так и подался вперед.

– Да дня через три после известных событий, когда разбойники на вашу карету напали. Объявился, а потом как в воду канул. Но я этим басням не верю.

– Почему не верите? – Родион аккуратно придвинул к краю стола серебряную монету, и она тут же исчезла в кармане адамовского жупана.

– А потому не верю, что я человек несуеверный и в привидения не верю. Говорят, люди видели ночью на кладбище высокого мужика при шпаге. Вначале решили, что это сам покойник встал из гроба, ну тот, второй француз, невинно убиенный, а потом, видно, кто-то рассмотрел. Нет, мол, это другой. Он тоже в карете ехал, да жив остался. Однако все равно продолжали говорить, что на кладбище у нас нечисто.

– Это как же так?

– А вот этого, ваша милость, я при всем моем желании объяснить не смогу. По моим гостиничным делам – тут я мастак, могу любую мелочь описать, а кладбище – чужая вотчина. Если любопытство имеете, поезжайте завтра с утречка в костел, поговорите с ксендзом. Там же заодно осведомитесь и о лошадях арабских кровей, – добавил он с еле заметной насмешкой.

Новые приезжие отвлекли хозяина от разговора.

– Ну вот, трактир нашли, про Шамбера узнали, ознакомились с достопримечательностями местного кладбища в лице привидения и ни на йоту не приблизились к разгадке дела.

– Ничего, что-нибудь придумается, главное – не суетиться! – оптимистично заметил Матвей. – Судьба сама вывезет!

За показной уверенностью он пытался скрыть тяжелые раздумья. Что значит – «судьба сама вывезет»? Это значит жить на авось, он всегда так и делал. Иногда обходилось благополучно, чаще нет. «Авось с “небосем” водились, да оба в яму свалились». Именно так все и произошло здесь год назад. Раньше он упрекал себя за чрезмерное употребление спиртного, корень всех его зол, теперь же понял, что не менее пагубно для него крайне легкомысленное отношение к жизни. Если бы задержался в деревне на день-два, то, может быть, уже тогда смог бы найти объяснение странному нападению на карету и пропаже денег. Но в то время ему было на все наплевать, лишь бы домой быстрей добраться. А теперь он сидит, как тупица, и не знает, с какого края приступить к раскрытию проклятой тайны. А дома ждет Биронов подвал и прочие гадости.

Решили утром отправиться в костел, найти ксендза и расспросить не только о привидениях на кладбище, но и прочих событиях, случившихся после отъезда Матвея. Наверняка гибель стольких людей уже нашла какое-нибудь объяснение у местного населения.

Осень в Польше, если дожди не льют, так же нарядна, как и в России. Рыжина кленов, желтизна каштанов и берез веселит сердце, как праздник Господень. Прибавьте к этому лазурное небо, прозрачный воздух, сияющую каплями росы паутину на молоденьких елках. Словом, езда была очень приятная. Матвей все пытался найти место, где случилось нападение на их карету, да так и не нашел, все полянки были одинаковы. Друзья прибыли к костелу в самом хорошем расположении духа.

До службы оставалось еще порядочно времени, но кой-какой народ у костела уже собрался. Будь наши друзья повнимательнее, они бы заметили, что почему-то на соборной площади преобладает мужское население, и все мужики, как один, прячут взгляд, словно остерегаясь приезжих русских. Они стояли у своих телег, негромко беседуя.

– А здесь ничего не изменилось, – обратился Матвей к другу. – Иди в костел, а я лошадей привяжу. Только где у них коновязь? Не помню. А публика-то какая хмурая! Нет, право слово, и спрашивать у них не хочется. Как бы не увели они наших каурых. – Разговаривая сам с собой, Матвей дошел до конца площади, старательно привязал лошадей к вытертой до блеска перекладине, а когда обернулся, обмер. Его плотно обступили люди в жупанах и гайдучьих шапках. У каждого в руке была палка.

– Мужики, вы что? – только и успел крикнуть Матвей, как вся эта публика загалдела страшно, и вот уже взвилась сабля, занесенная чьей-то могучей рукой.

«Здесь ничего не изменилось», – мелькнуло в голове Матвея. Казалось, ожила та самая картина, которую он сохранял в памяти весь год. Они его ждали… Тот же высокий гайдук в синем жупане и остроконечной шапке, те же ненавидящие глаза. Они готовы растерзать его, но почему, за что? Или эти недоумки подозревают его в убийстве? Но ведь это абсурд! Выходит, сам настрелял, сам привез хоронить?