Фаворит богов - [22]

   — Позволь заметить тебе, отец, что ты очень мудрый человек, — молвил Друз. — И я восхищаюсь тобой.

   — Боюсь, что не всегда тебе предстоит мной восхищаться, ведь я порочен и жесток, — невесело усмехнулся Тиберий. — Но для меня лестно услышать, что я кажусь тебе мудрым. Спасибо, Друз. Когда ты выступаешь из Рима?

   — Уже через два дня.

   — Это хорошо. Чем раньше вы прибудете в Паннонию, тем быстрее прекратится мятеж, из-за которого я почти не сплю.

   — Не тревожься, — вздохнул Друз. — Германик говорит, что мы справимся с восставшими.

   — Германику я велел принудить к повиновению войска на Рейне. Но я не слишком ему доверяю.

   — Но почему? Ведь Германик спас тебя!

   — Да, он меня спас. Но сейчас судьба к нему более благосклонна, нежели ко мне, — ответил Тиберий. — Многое, связанное с ним, заставляет меня насторожиться. Конечно, я понимаю, что он твой друг, и ты его любишь. Однако кроме дружбы для каждого человека существует ещё и долг перед государством. Твой долг быть с ним осторожным. Это я приказываю тебе как твой кесарь.

   — Что ж, я повинуюсь как твой подданный, — склонил голову Друз.

   — Тогда я обниму тебя и пожелаю удачи, — и, подойдя к сыну, Тиберий заключил его в объятия.

Всё же он горячо любил Друза, который во многом напоминал ему Випсанию и то время, когда он был счастлив. После этого, отстранившись, он вновь стал холодным и надменным кесарем и велел Друзу заниматься сборами в поход. Друз покорился и, оставив Тиберия, удалился из дворца.

ГЛАВА 16

Германик, прижимая свой шлем к груди, пересёк сад и следом за Лиодой поднялся на крыльцо. Это был дом, занимаемый семьёй Агриппины. Он располагался на Капиталии, вблизи дворцов, выстроенных кесарями. Перед объездом из Рима Германии хотел увидеть девушку, которую любил, и за два дня до выступления в поход пришёл в её дом.

Лиода, встретившая его у ворот, отнеслась к его визиту с одобрением, поэтому он сделал вывод, что и её молодая госпожа тоже отнесётся к нему благосклонно. Он знал, что Лиода вырастила Агриппину, и ей было известно всё о чувствах этой девушки.

Закат солнца окрасил небо в насыщенный медный цвет. Серые облака казались мрачными. Птицы, издавая пронзительные крики, укрывались на ночлег в кронах деревьев.

Дом, занимаемый Агриппиной и её родными, когда-то принадлежал её отцу, знаменитому воину, отличившемуся во многих походах/Здесь он прожил несколько лет вместе с Юлией, дочерью Октавиана, и их детьми. Когда он погиб, Юлия просьбами и слезами вымолила для себя у кесаря брак с Тиберием, разбив тогда ещё совсем молодому наследнику престола сердце. Все знали, что Юлия не умела быть верной.

Прохаживаясь по крыльцу, Германик немного волновался — прежде ему не приходилось говорить с девушками о любви. Он был воином, и хотя получил хорошее образование и любил поэзию, его приводила в смущение мысль о том, что ему предстоит признаться Агриппине в своих чувствах. Но впереди его ждал военный поход на Рейн, к войскам, которые ему предстояло усмирить, и он не знал, когда вернётся назад.

Агриппина вышла на крыльцо в сопровождении Лиоды. Встретившись взглядом с Германиком, она ласково ему улыбнулась.

   — Вижу, что ты сдержал обещание и постарался сделать так, что мы вновь встретились в Риме, — сказала она.

   — Да, но послезавтра я покидаю Рим. Я не мог уехать, не встретившись с тобой, — ответил Германик.

   — Оставь нас наедине, Лиода, — велела Агриппина рабыне, едва посмотрев в её сторону.

Когда старуха скрылась из вида, девушка подошла ближе к Германику. Теперь никто не слышал их разговора.

   — Ты надолго уезжаешь? — осведомилась она.

   — Мне это неведомо. Я служил на Рейне всё последнее время, меня там хорошо знают. Солдаты потребовали, чтобы я стал кесарем вместо Тиберия, и не присягнули ему на верность. Теперь я должен усмирить их мятеж. Непростое задание.

   — Человек, которому они жаждут служить, будет заставлять их служить другому? — усмехнулась Агриппина.

   — Я лишь честный солдат, — пожал плечами Германик.

   — Красивый, великодушный, искренний, преданный, щедрый, справедливый... Как много у тебя достоинств!

   — Мне лестно, что ты их заметила. Ведь если бы их замечал весь мир, а ты — нет, они бы уже ничего не значили!

   — Почему, Германик? Неужели моё мнение так важно для тебя?

   — О, да, — он улыбнулся и, поставив свой шлем на перила, взял Агриппину за руки. — Твоё мнение для меня важнее всего, ибо я люблю тебя. Мы мало знаем друг друга несмотря на то, что оба выросли при дворе. Но я уверен, что нет для меня женщины дороже, чем ты. Не бойся моего признания. Если бы не моя поездка на Рейн, я бы, возможно, не рассказал тебе о чувствах. Но я предположил, что могу долго отсутствовать в Риме, и ты, считая, что я к тебе холоден, начнёшь интересоваться другими юношами.

   — Я рада, что ты открыл мне свои чувства, — ответила Агриппина, сжав его пальцы. — Потому что в глубине моего сердца есть взаимность. Я ведь тоже люблю тебя, милый Германик. Для меня счастье — слышать о том, что я дорога тебе.

   — Тогда скажи, ты выйдешь за меня замуж? — прошептал Германик.

   — Конечно!