Фауст - [5]

– Ради Бога – кто вы?

Она ответила со смехом:

– Любовь.

– Вас так зовут? Но… Кто ваши родители? Где вы живёте?

– Какой любопытный молодой человек! – воскликнула она. – Не скажу. Ведь я не спрашиваю, кто вы.

Она лукаво взглянула на него.

– Впрочем, конфеты ваши прелесть какие, – начала она. – Должно быть, вас бояться нечего. Купите же у меня ягод!

– С удовольствием, – отвечал он с улыбкой, доставая бумажник и бросая жадные взгляды на землянику и на вишни в ушах девушки.

– Я вам отдам всё, что у меня есть, весь бумажник, а вы отдайте мне все ваши ягоды…

– Хорошо!

Смех потряс её снова, и на минуту она спрятала лицо в свои смуглые тонкие руки.

– Знаете, на что мне деньги? – спросила она, взяв бумажник и покраснев от смущения и радости. – Я давно собираю по копеечке, чтоб купить козу. Папа ужасно болен, он лежит бедненький, не шевельнёт ни рукой, ни ногой, уже другой год, и кушает только молоко. А когда нет молока, он плачет…

Она раскрыла бумажник и смотрела на деньги.

– «Виктор Потапович Пленин», – прочитала она на визитной карточке, которая находилась в бумажнике. – Вот кто вы такой!

Она рассмеялась, и взгляд её глаз точно говорил: «Ага, я узнала ваш секрет!» Виктор Потапыч почувствовал себя неловко.

– Но, разумеется, вы шутите, – продолжала она, возвращая ему бумажник. – Столько денег за горсточку ягод! Нет, это невозможно!

Виктор Потапыч тщетно упрашивал её. Она отстраняла рукою деньги и не хотела взять даже пяти рублей. Наконец, он уговорил её не отказываться хотя от мелочи.

– Ну, возьму! – сказала она. – Я буду у вас в долгу. Приходите сюда завтра и послезавтра. Я наберу вам много-много ягод. Я каждый день на двадцать копеек продаю ягод. Кушайте.

Он протянул руку к её коленям и стал отрывать по ягодке с букетика и медленно есть, не сводя глаз с чудной девушки.

– Как у вас пальцы дрожат, Господи! – вскричала она и с удивлением посмотрела на Пленина.

Он не ответил и улыбаясь продолжал молча есть.

– Вы добрый, да? – спросила она.

Он кивнул головою. Она помолчала.

– Так, пожалуй, дайте уж пять рублей, – сказала она, вспыхнув и потупив глаза, как бы испугавшись собственных слов своих.

Он быстро протянул ей бумажник, и она взяла деньги.

– Спасибо! – произнесла она шёпотом, пряча бумажку.

Виктор Потапыч почувствовал, что с этого момента между ним и девушкой знакомство стало теснее; и он уж не так робко ел ягоды.

– А если папа спросит, откуда у меня деньги? – проговорила она.

– Скажите, что нашли…

Она задумалась. Но через минуту она уже хохотала, и Пленин вторил ей; ему было весело и хорошо как никогда в жизни.

– Как славно здесь! – говорил он. – Как чудно пахнут полевые цветы! Как вы прекрасны, Любовь! Как мне хочется ваших вишен!

Она со смехом подставила ему ухо, одно и другое. Слегка обняв воздушный мягкий стан её, он приник ртом к ягоде. Брызнул сок, и по нежной как персик щеке потекли алые струйки подобно крови.

Девушка громко захохотала, потом нахмурила брови и вдруг вскочила и исчезла за кустами, проворная как ящерица, гибкая как змея.

…Шагах в двухстах от холма, на мураве вырисовывалась светлым пятном быстро движущаяся фигура девушки. На бегу она бросала в воздух монеты, сверкавшие белыми искрами, и ловила их как жонглёр. Пленин смотрел. Она обернулась, увидала его и послала ему воздушный поцелуй.

V

«Нет, это не любовь, – думал он, – это кровь бунтует… И однако же я чувствую, что глупею, и главное – хочу глупеть, хочу совсем стать дураком, потому что глупость есть привилегия молодости… Самые радостные и самые дурацкие чувства играют во мне. Из горла песня просится, сердце бьётся, и всё я вижу её, её… Стоит закрыть глаза – и вот она как живая. Руки у неё тонкие и должно быть цепкие, обнимают крепко и горячо. Сколько электричества в этих руках! Странная она, может быть у неё рассудок не совсем в порядке, а тянет к ней! Это не женщина, это – видение, мечта! Но как же я говорю, что это не любовь? Неправда, любовь! Её зовут Любовью! Настоящая, сумасшедшая, неожиданная любовь!»

– Любовь! – закричал он громко.

На откосе никого не было, и только эхо неясно ответило ему.

– Любовь! – повторил он в восторге, и на глазах его выступили слёзы.

И если бы кто-нибудь увидел его, то удивился бы перемене с ним. Глаза его сияли, большие и лучистые, молодой румянец покрывал щёки, стан выпрямился, волосы утратили мертвенный пыльный цвет свой. Это был юноша, преждевременно слегка поседевший, а не пожилой человек.

– Скажи, что с тобою? – спросила его Надежда Власьевна, когда он вернулся домой.

Она пытливо смотрела ему в глаза.

– Ничего…

– Ты болен, Витя?

Он промычал:

– Нездоров.

Ей показалось, что от него пахнет цветами, лесом.

– Ты на службе не был? Где ты был?

Он нахмурился.

– Ты почём знаешь? Да, не был, голова болела, я и прошёлся… ходил туда, в сад…

Он неопределённо указал рукой.

– Витечка! – начала она с мольбой, заключая его в костлявое объятие. – Не манкируй службой! Пожалей меня! Что станется со мною, когда тебя прогонят! Боже мой! Он не бывает в управлении… Да после этого я тебя сама стану провожать на службу!

– Дура! – загремел на неё Виктор Потапыч и так зло сверкнул глазами, что она испугалась.