Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад - [64]

— Список индульгенций заключает в себе множество нелепых, устаревших и смешных грехов, на отпущении которых не очень-то разживешься. Он был составлен в наивные варварские времена, и давно пора составить новый тариф грехов, для чего Рим может дать самый лучший материал.

Общество, разгоряченное вином и сладострастием, радостно приветствовало эту удачную выдумку. Папа предложил каждому из присутствующих называть новые грехи и стоимость их отпущения, чтобы затем выбрать наиболее распространенные, а следовательно, и наиболее доходные.

Ч е з а р е: Святой отец, предоставьте это кардиналам и прелатам, они лучше с этим знакомы.

Ферара ди Модена, епископ Патрийский, взял на себя обязанности секретаря.

О д и н из к а р д и н а л о в: Хорошо, тогда я начну обсуждение и назову первый источник богатства. Пиши, Ферара! Я задаю тон, остальные меня поддержат. Отпущение каждого плотского греха всякому лицу духовного звания, с кем бы он ни совершил его, будь то с монахиней, в самом монастыре или вне его, со своей кровной родственницей, или свояченицей, или с духовной дочерью, дающее право сохранить за собой любую из церковных должностей и возможность получения новых бенефиций^{91}, должно стоить девять золотых, внесенных в папскую казну.

П а п а: Прекрасно! Прекрасно! Живо, епископ, пиши: девять золотых. А вы поднимите бокалы, провозгласите прощение всем священникам, готовым платить.

Все гости наполнили свои бокалы и крикнули хором:

— Absolutio! Dispensatio![15]

П а п а: Я вижу, что должен придать смелости остальным. Они в эту минуту больше думают о монахинях, чем о моей выгоде. Епископ Ферара, пиши: за тонкую содомию^{92} — двенадцать золотых, за грубую — пятнадцать, все равно, будь ты мирянин или священник. Думаю, что на эти деньги я смогу содержать всю мою кавалерию, и предвижу, что значительная часть выплачиваемого жалованья вновь вернется ко мне.

Х о р: Absolutio! Dispensatio! Прощение всем содомитам, тонким и грубым!

О д н а из м о н а х и н ь: Эй, что же это такое? А о нас никто не думает? Святой отец, разве только у нас нет прав на ваше отцовское милосердие? Прошу вас, назначьте тариф и на наши грехи, чтобы мы могли спокойно их совершать.

А л е к с а н д р: Верно, дочь моя! С вами обойдутся не хуже, чем со священниками. Сейчас я дам тебе доказательство моей папской милости. Пиши, епископ: прощение каждой монахине за плотский грех, с кем бы она его ни совершила, будь то с братом, кровным родственником или духовником, в монастыре или вне его, прощение с сохранением права занимать любую монастырскую должность — девять золотых. Ты довольна?

Монахиня поцеловала ему руку.

Х о р: Absolutio! Dispensatio!

Д р у г о й е п и с к о п: Дальше! Прощение и отпущение грехов каждому священнику, открыто содержащему наложницу, — пять золотых.

Л у к р е ц и я: Как все это пошло, избито, обыденно! Слушайте меня! Прощение всякому христианину, который спит со своей матерью, сестрой или другой родственницей, — пятнадцать золотых.

Х о р: Absolutio! Dispensatio!

Фауст, который страшно злился, так как эта сцена была новым триумфом дьявола, крикнул, желая уязвить Борджа, громовым голосом:

— Прощение всякому убийце своего отца, матери, брата или сестры— три золотых!

П а п а: Э! Нет, друг мой! С какой это стати вы оцениваете убийство ниже, чем плотский грех? Не забудьте, что первое уменьшает число людей на земле, тогда как второе — увеличивает!

Ч е з а р е Б о р д ж а: Святой отец, он не хочет высокой ценой отпугивать людей от убийства.

П а п а: Согласен.

Д ь я в о л: Постойте, господа! Я позволю себе заметить, что в таком случае бедный люд будет лишен блага ваших отпущений и прощений. Значит, он недостоин сладкого утешения церкви и безвозвратно погиб как для этой жизни, так и для будущей. Вы этого хотели?

Х о р (с громким хохотом). Пусть погибнут все, у кого нет золота! Бедные отправляются в ад и без этого утешения церкви!

Чезаре: Слушайте! Я назову неистощимый источник. Душа вора, укравшего даже церковное имущество, может быть спасена, если он отдаст в кладовые Ватикана третью часть украденного.

Х о р: Прощение грабителям церквей и всем ворам, которые будут делить добычу с папской курией!

П а п а: Ты открыл золотую жилу, Чезаре! Пиши, епископ! Все идет великолепно!

Ф а у с т: Дальше, господа! Прощение всякому, кто занимается колдовством и заключает союз с дьяволом. Во что вы оцениваете такой грех?

П а п а: Сын мой, этим не обогатишь папской казны. Дьявол не понимает своей выгоды, его зовут напрасно.

Ф а у с т: Святой отец, не пытайтесь малевать черта! Назначайте цену.

П а п а: Ввиду редкости случая — сто золотых!

Ф а у с т: Вот они на тот случай, если опыт мне удастся! Пишите мне индульгенцию и пойте хором!

Х о р: Прощение тому, кто вступит в союз с дьяволом!

Епископ Ферара принялся писать.

Д р у г а я м о н а х и н я: Святой епископ, раз уж вы пишете индульгенцию чернокнижнику, так составьте заодно и мне — вы знаете, за что. Возьмите мои четки. Клянусь моей святой покровительницей, они стоят пятнадцать золотых, так что мне еще останется и на будущее.

Ферара составил индульгенцию для Фауста, и папа ее подписал.