Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад - [57]

Таким увидел Фауст ужасного Людовика. Сердце его радовалось, когда он глядел на бледные щеки короля и морщины, которыми страх избороздил его лицо. Он с наслаждением слышал его тяжелое дыхание и упивался его муками. Когда Фауст уже собирался покинуть это отвратительное место, дьявол шепнул ему на ухо, чтобы он подождал еще один день, так как предстоит одно очень интересное событие. Король услыхал, что в Калабрии живет отшельник по имени Марторилло, которого вся Сицилия чтит как святого. Этот безумец с четырнадцати до сорока лет прожил на остроконечном утесе, мучил свое тело постом, а дух оставлял совсем без всякой пищи. Ореол святости окружил, однако, его глупую голову, и вскоре он увидел у своих ног не только простой народ, но и государей. В надежде, что святой принесет ему исцеление, Людовик обратился к королю Сицилии с просьбой отпустить к нему этого удивительного человека. Марторилло был уже в пути, и так как он вез королю, кроме того, еще и разрешение папы смазать все тело короля священным реймским маслом^{62}, то Людовик надеялся преодолеть ужас смерти. Настал счастливый день, калабрийский крестьянин приблизился к замку, король встретил его у ворот, упал к его ногам, целуя руки святого и умоляя его вернуть ему жизнь и здоровье. Калабриец так умело играл свою роль, что Фауст, глядя на этот фарс, не мог сдержаться и громко расхохотался. Тристан со своими помощниками хотел уже схватить его, и жизнь Фауста была в опасности, но дьявол вырвал его из их когтей и вместе с ним улетел. Когда они опять оказались в Париже, Фауст сказал дьяволу:

— Перед этим малодушным, суеверным и трусливым существом дрожат могучие сыны Франции. Без всякого сопротивления они позволяют ему душить себя. Ведь это скелет, одетый в пурпур, у него едва хватает силы прошептать: «Хочу жить!» А они дрожат перед ним, как будто у них на шее сидит великан, страшные руки которого достают с одного конца государства до другого! Да ведь когда старость делает немощным льва, даже самые трусливые звери идут к его пещере и издеваются над бессильным хищником.

Д ь я в о л: Именно это и отличает царя людей от царя зверей. Лев страшен лишь до тех пор, пока у него есть сила, а царь людей властвует, пока воле его покорны силы его приспешников, разделяющих его вину. Поэтому он одинаково могуществен и когда лежит в подагре и когда в расцвете лет стоит во главе войска. Поймешь ли ты наконец, что вы всегда подвластны безумию, которое делает вас рабами и, разрывая старые цепи, тут же кует для вас новые? Так вы вертитесь в вечном круге, осужденные ловить тень, которую вы принимаете за сущность.

Мало того, что вы — рабы природы, рабы своих страстей и безграничных желаний, — над вами царит еще незримый жестокий властитель, для того чтобы, упиваясь мечтами о свободе, вы в ярости не растерзали друг друга в клочки. Он подчинил вас трусливому тирану, права которого вы, повинуясь воле предвечного, признаете и оправдываете независимо от того, справедлив он или несправедлив. Тем самым вы позволяете ему безнаказанно злоупотреблять своим могуществом. Так восстань же — против того, от кого и этот тиран якобы получил свои права! Если же тебе больше нравится мысль, что предвечный в гневе своем создал подобных тиранов для наказания народов, то против этого я ничего не имею, — этот взгляд свидетельствует о том, что люди познали наконец самих — себя и поняли, как следует с ними обращаться и чего они заслуживают.

Ф а у с т: Пусть поймет это тот, кто может! (Он ударил себя в лоб и в грудь.) Мой ум и сердце находятся в противоречии со всем, что я вижу, слышу и чувствую. Темные мысли, как ночные демоны-мучители, блуждают в моем сознании, и часто мне кажется, что нравственным миром управляет такая же жестокая рука, как рука этого изверга. Она убивает без суда и права, и человека здесь режут, как быка, который не знает, за что льется его кровь.

В том же духе продолжал Фауст развивать свои мысли дальше; его представления и чувства скоро приняли самые уродливые формы. Дьявол ликовал, так как видел, что цель уже близка, и предложил Фаусту продолжать путешествие, надеясь, что дальнейшие переживания еще больше смутят его дух.

Когда они покидали Париж, дьявол сказал:

— Я уже предвижу те ужасные несчастья, которые постигнут этот цветущий город.

По дороге в Кале он часто повторял:

— Скоро эти поля будут усеяны трупами убитых в гражданских и религиозных войнах. Столетиями здесь будет неистовствовать дух раздора, и всякий раз, когда деспот устанет убивать, священник, по велению неба, будет подстрекать его к еще более ужасным злодеяниям.

8

Фауст и дьявол перелетели через канал и прибыли в Лондон как раз в тот день, когда отвратительный, уродливый герцог Глостерский^{63} провозгласил себя регентом королевства. Он всеми силами старался отнять корону у своего племянника, сына покойного короля. Брата он устранил со своего пути с помощью яда, а королеву, которая, узнав о его намерениях, бежала с детьми в Вестминстерское аббатство, он заставил выдать ему четырнадцатилетнего наследника престола — и его младшего брата, герцога Йоркского. Мать с трепетом отпустила сыновей, предчувствуя их судьбу. Фауст слышал сам, как, по велению регента, доктор Шоу