Father you!!! - [2]

* * *

Полосатый чулок ветрового конуса безжизненно поник на шесте. Ветра почти не было. Вертолёт без труда сел в центр круга, обозначавшего посадочную площадку. Конвоирша невнятным рыком приказала Огинскому стать на ноги, прошлась щёткой по его слегка помятому официальному костюму, бархоткой — по туфлям, расчёской — по волосам. Опрыскала одеколоном из баллончика. Только после этого она сняла с него наручники и кандалы.

— Шагай ходчей, чучело!

У трапа Огинского встретили две офицерши из роты почётного караула, чести ему не отдали, а отвели его до самой резиденции, выстроенной в стиле китайской храмовой архитектуры, но не из дерева, а из красного полированного гранита. Почётная красная ковровая дорожка была намертво сцеплена с брусчаткой из красного гранита латунными полосами, скатать её было обременительно, поэтому опального полковника повели в стороне от неё.

* * *

В «розовом» зале резиденции пол был уложен розовым мрамором. Офицерши отконвоировали Огинского на середину зала и замерли у него за спиной мраморными статуями.

Из–за бархатной портьеры строевым шагом с оттянутым носком вышла грудастая девица в гусарском кивере и мини–юбочке над высокими ботфортами. Под звуки фанфар из динамиков она вытащила из позолоченных ножен саблю и приложила клинок к лицу, словно собиралась отчекрыжить себе напудренный носик. Протокол предписывал все встречи в резиденции проводить на государственном языке, поэтому девица звонко заголосила:

— Пердизентша Кампедерация неподъярёмных осударств Нижней Сиберии, дружбанистых республик Алтай, Красеняр, Бурятии, Тывы и Хакасии, ейное высокопревосходство сударыня Намжалма Анзановна Батожабай!

Огинский вытянулся в струнку, держа руки по швам, хотя был в гражданской одежде. Луноликая президентша в строгом синем костюме с платиновой брошью в виде змейки на лацкане жакета вынесла своё многопудовое достоинство из глубины резиденции и опустилась на диванчик с позолоченными поручнями. Её сопровождала сухопарая премьерша, вся в чёрном, с брошью в форме тарантула, но из золота. По этикету она не могла присесть без приглашения президентши.

— Ваше высокопревосходительство, полковник запаса Огинский прибыл по вашему приказанию!

— Етто што такова дееца? — насмешливо кивнула президентша премьерше. — Пылковник Огинский не хочеть балакать с нами на осударственным языке? За петнадцеть годов осударевой службы в нашем войске рызвыкся на родную балачку, и свыкся с матерным и строевым языком, что то ись одно и тож?

— Вухи иму за етто оборвать! — покачала головой премьерша. — Чой хочеть, той дееть.

— Не хочешь аль не могешь балакать по–сибирски?

Огинский молчал.

— А вот мы хочем и могем, потому как научены служить сибирскому люду.

— Служу сибирскому люду! — выкрикнул Огинский, как на строевом смотру.

— Вот так–от баско, пылковник, — милостиво улыбнулась президентша. — А чой–то он башконькой–то кручеть? Не ндравица вишь ты.

— Он личнось звестная — выпендряется, — съязвила премьерша. — Никак национальный ерой! На влась, видать, забижаеца.

— А чо йму забижаца на влась? — развела руками президентша. — Сам во всём виноватый, а влась отправила йго на полную пензию, а не в тюрьму. И все евойные погадки и прошибки позабыла.

— Ага, токо через некоторо времё стал–от он у нас крутоват–то чой–то замест кабыть спасибки сказать.

— Етто всё было не водин раз, — сокрушено покачала головой президентша. — Ить зеньки–от вылупил! Дико–от слушать правды–то?

Президентша ленивым кивком руки услала двух офицерш роты почётного караула и гусарку в кивере, демонстрируя тем самым, что не боится остаться одна лицом к лицу с национальным супергероем. Огинский еле заметно усмехнулся. Чего бабе бояться? С десяток замаскированных снайперш не сводят с него лазерных прицелов своих винтовок, стреляющих из спецпатронов для ведения огня в закрытых помещениях. То есть пулями со смещённым центром тяжести, чтобы не было поражения навылет со случайными жертвами.

— Ли не похавкать нам кой–чо, сударыни и сударики? — с лёгким поклоном предложила премьерша. — Я шшытаю, чо час приспел.

— Агась, в брюхе моёй чтой–то урчеть, — милостиво согласилась президентша. — Ну, пойдам до столу, чоля?

* * *

Все трое степенно проследовали к широкому, но невысокому столу из ценных пород дерева с замысловатой инкрустацией, изображавшей легендарного багатура, оседлавшего дракона. Президентша с премьершей уселись на мягкую скамью, укрытую ковром. Огинскому указали на жёсткую банкетку, но на словах присесть не пригласили. Поэтому он остался стоять по стойке смирно.

— Ты, пылковник, предавшшик нам али враг упёртый? — пронзила его взглядом президентша.

— Я патриот своего отечества, ваше высокопревосходительство, — с достоинством ответил Огинский.

— И за тышшу мильёнов не продасси?

— Да чоб мне как псу издохнуть, сударыня пердизентша! — громко отчеканил Вацлав на сибирском языке.

— Ить оно–тко как! И на осударственном языке балакать можешь. Чож ты от москальщины никак не отстанешь?

Премьерша подпёрла щёку рукой, как бы пригорюнилась:

— Агась, матушка. Скоко есь в белым свете сволочных москалёв, всяк з них на Сибир наш зырица. Нет веры йму, матушка–пердизентша. Вопосля схочет жахнуть через границу до супостатов, от гля–ка сама, какой он.