Фатальное притяжение - [10]

Ей потребовалось время и мужество, чтобы снова собрать себя по частям. Сначала, сбежав в Нью-Йорк от позора, она еще на что-то надеялась, потом поняла: прощения не будет. Раз уж Шон разорвал отношения, это навсегда. И если бы не тетушка Нэнси, кто знает, как бы сложилась жизнь Клер. Скорее всего, она бы стала одной из тех праздных женщин, самими важными вопросами для которых были: что надеть, куда пойти и с кем провести вечер.

Собственно, если уж быть совсем точной, миссис Нэнси Роуэн нельзя было назвать тетушкой в прямом смысле этого слова, однако Клер воспринимала свою американскую крестную мать и близкую подругу мамы именно в таком качестве еще с раннего детства. Именно Нэнси вмешалась в ее будущее, заявив с американской прямотой: «Детка, мужчины для того и созданы, чтобы разбивать наши сердца. Хватит жевать сопли. Пора становиться на крыло!» И в Клер вдруг открылись такие внутренние силы, о которых она раньше не подозревала. Она поступила Гарвардскую школу бизнеса, вернулась к занятиям спортом. Какой только экстрим она не попробовала — дайвинг, прыжки с парашютом, гонки на катамаранах. Горные лыжи, верховая езда — это само собой! И ни разу, нигде судьба не свела ее с Шоном Ричмондом, словно Америка накинула на нее невидимый защитный плащ от всех неприятностей.

Клер исполнилось двадцать один, когда она позволила еще одному мужчине интимно прикоснуться к себе. Им стал Майкл Беннет. Они познакомились на вечеринке студенческого братства. Он был хорош собой и ухожен, словом, настоящий американец, надежный, как послевоенный доллар. Ей нравились его ласки, но, когда он попытался овладеть ею, Клер превратилась в ледышку. Он был терпелив, однако всякий раз, когда его рука оказывалась под юбкой Клер, на нее накатывали воспоминания о той ночи. Она твердила как заклинание — это Майкл, Майкл, хороший, добрый парень, — но ничего с собой поделать не могла. Он был слишком джентльмен, чтобы настаивать на своем, и очень скоро исчез из ее жизни. Клер приняла этот факт как данность, но в прошлом году (упорства ей было не занимать!) предприняла еще одну попытку стать полноценной женщиной.

Дэвид как раз вернулся на повышение из Мадрида, где он три года возглавлял филиал Манхэттенского банка. Как это часто бывает, они сразу ощутили друг к другу симпатию. Дэвид оказался легким, остроумным собеседником, а еще он был весьма умен и восхитительно танцевал. Кроме того, он играл на фортепьяно, и Клер в первый раз за многие год села играть с ним в четыре руки. Дэвид обладал способностью привораживать к себе так, что это происходило как бы само собой. При этом он ни разу не предпринял попытки затащить Клер в постель, к чему стремились другие ее поклонники. В общем, после трех месяцев знакомства она спросила его напрямую:

— Дэв, хочешь со мной переспать?

— И рад бы, да не могу Я гей, — признался Дэвид. — Надеюсь, это останется между нами?

Клер потрясенно заверила:

— На данный момент у меня больше секретов, чем я могу разболтать.

Но как только Дэвид был вычеркнут из списка потенциальных любовников, Клер расслабилась и позволила себе быть естественной. Ведь одним коротким признанием он поставил ее в ряд с Мадонной и девушками из «Секса в большом городе». У последних был Стенфорд. У нее — Дэвид. С ним сразу стало можно и пива выпить, и волейбол посмотреть, и преимущества большой груди обсудить. В общем, в общении с ним были все плюсы мужской и женской компании и ни одного минуса.

Тут мысли Клер совершили странный поворот, и она вдруг вспомнила о билетах в оперный театр. «А вниманием ли ко мне продиктован поступок Уоррена? — подумалось ей. — Или же он разглядел в этом удобный способ сообщить всем знакомым, что я посетила Британию с краткосрочным визитом?» Хорошо зная брата, Клер склонялась к последнему варианту, но как бы там ни было — это полностью совпадало с ее собственным желанием. Лучшей возможности заявить о своем возвращении и придумать было нельзя.

4

Почитатели оперного искусства заполняли фойе Ковент-гардена. Время от времени разрозненный говор их голосов нарушали приветственные возгласы. Из зала доносился шум настраиваемых инструментов. Давали «Мадам Баттерфляй» Пуччини — этим событием в Лондоне открывался светский сезон. Те, кто что-то значили в этом мире или претендовали на то, чтобы что-то значить, пожаловали на этот спектакль, чтобы подтвердить свой статус. Общество собралось пестрое, но изысканное. С блеском и роскошью залы соперничали ослепительные украшения дам и вечерние платья от-кутюр. И все эти шелк, тафта, бархат великолепно сочетались со сверкающими рубинами, бриллиантами, жемчугами и оттенялись сшитыми на заказ смокингами мужчин.

— Выглядишь на миллион долларов, — похвалил Дэвид, с восхищением оглядывая сливочную кожу обнаженных плеч Клер.

Клер рассеянно улыбнулась:

— Хорошо, что я могу себе это позволить.

На ней было вечернее платье из белоснежной тафты от Жан-Поля Готье. Увидев цену, Клер дрогнула, но не отступила. И теперь похвалила себя за это. Наряд в стиле ампир выглядел строго и изысканно. Никаких разрезов, глубоких декольте, только открытые плечи, завышенная талия и мягкие линии подола, лестно очерчивающие фигуру. На ногах белые атласные туфельки на тонком высоком каблуке. Волосы, уложенные в высокую прическу, венчала бриллиантовая диадема.