Фатальная ошибка - [2]

Это было первое приключение. Два других были более длительными. В 1968 году, когда Скотту исполнилось восемнадцать и он учился на первом курсе колледжа, он отказался от полагавшейся студентам отсрочки от призыва в армию, полагая, что отсиживаться в убежище, когда другие рискуют жизнью, аморально. Этот опрометчивый поступок казался ему в то время очень благородным, но его романтический ореол значительно потускнел, когда пришла повестка из призывной комиссии. Не успел Скотт оглянуться, как его обрили, обучили военной специальности и отправили во Вьетнам в подразделение огневой поддержки. Одиннадцать месяцев он прослужил на артиллерийской батарее. Его задачей было передавать полученные по радио координаты командиру группы огневой поддержки, который корректировал соответствующим образом угол возвышения и дальность огня. По его команде снаряды вылетали из пушечных жерл с оглушительным свистом, казавшимся более громким и мощным, чем удар грома. Впоследствии Скотту мерещилось в ночных кошмарах, что он участвует в убийстве, не видя, не ощущая и почти не слыша, как оно происходит; проснувшись среди ночи, он гадал, сколько человек он убил на самом деле: десятки, сотни? А может быть, ни одного? Прослужив около года, он вернулся домой, ни разу так и не посмотрев на кого-либо через мушку прицела.

По возвращении Скотт Фримен избегал участвовать в политических баталиях, охвативших всю страну, и кинулся в науку с целеустремленностью, удивлявшей его самого. Повидав войну — по крайней мере с одной стороны, — он находил душевный покой в занятиях историей: там все спорные вопросы были уже решены, все страсти отбушевали. Он не любил рассказывать о том, как был на войне, и теперь, достигший среднего возраста, остепененный и пользующийся заслуженным уважением, сомневался, что кому-либо из его коллег известно его военное прошлое. По правде говоря, ему часто казалось, что это был всего лишь сон — возможно, кошмар, — и он привык думать, что этого года, отмеченного печатью смерти, как бы и не существовало.

А третьим его приключением была Эшли.

С письмом в руке Скотт присел на краешек ее постели. На ней было три подушки, одну из которых, с вышитым от руки сердцем, он подарил ей в Валентинов день более десяти лет назад. Рядом сидели два плюшевых медвежонка, которых она назвала Альфонсом и Гастоном, и лежало лоскутное одеяльце, купленное к ее рождению. Скотт вспомнил о забавном совпадении, когда обе бабушки, не сговариваясь, подарили будущему ребенку по одеяльцу. Второе лежало на ее второй постели в ее второй комнате в доме ее матери.

Он обвел взглядом комнату. Фотографии Эшли и ее друзей на одной из стен; безделушки; цитаты и лозунги, написанные четким округлым девчоночьим почерком. Постеры с портретами спортсменов и поэтов; помещенная в рамку «Колыбельная» Уильяма Батлера Йейтса, которая заканчивалась фразой: «Целуя тебя, я вздыхаю, понимая, как мне будет тебя не хватать, когда ты вырастешь», — он подарил это стихотворение дочери в ее пятый день рождения и часто шептал его, когда она засыпала. Здесь были также снимки футбольных и софтбольных команд, в которых она играла, и еще одна фотография в рамке, снятая на школьном балу и передававшая всю прелесть девушки-подростка: платье подчеркивает только-только развившиеся изгибы тела, волосы идеальным каскадом ниспадают на голые плечи, кожа сияет. Скотт Фримен вдруг осознал, что перед ним мемориальный музей ее детства, задокументированного обычным для всех способом, — возможно, комната ничем не отличалась от жилья любой другой девушки, но вместе с тем она была уникальна. Она представляла собой наглядную археологию взросления Эшли.

На одной из фотографий они были сняты втроем — Эшли было тогда шесть лет; примерно через месяц после того, как их сфотографировали, ее мать оставила Скотта. Они проводили отпуск на берегу моря, и теперь ему казалось, что в их улыбках проглядывает напряженность, свойственная их отношениям в то время, и какая-то даже беспомощность. Эшли в тот день строила вместе с матерью замок из песка, но набегавшие волны смывали все их сооружения, как они ни старались вырыть вокруг замка ров и укрепить стены.

Скотт внимательно осмотрел комнату, включая письменный стол и комод, и не заметил ничего необычного. Все было на своих местах. Это встревожило его еще больше.

Он посмотрел на письмо. «Никто никогда не смог бы любить тебя так, как я».

Скотт покачал головой, подумав, что это неправда. Все любили Эшли.

Его пугала мысль, что она может поверить в силу чувств, выраженных в письме. Он снова сказал себе, что ведет себя глупо и делает из мухи слона. Эшли давно вышла из подросткового возраста и даже колледж окончила. Она была самостоятельной молодой женщиной и училась в аспирантуре Бостонского университета, готовясь писать диссертацию по истории искусства.

Раз письмо не было подписано, значит она знала, кто его написал. Анонимность была не менее красноречива, чем имя в конце письма.

Рядом с кроватью Эшли находился розовый телефон. Скотт снял трубку и набрал номер ее мобильника.

Она подошла к телефону почти сразу: