Fatal amour. Искупление и покаяние - [11]

Вечером, набравшись решимости, она постучала в покои брата.

— Entrez! — раздалось из-за двери.

Сержа она нашла сидящим в полной темноте в кресле у окна. Она споткнулась о низенький туалетный столик и непременно упала бы, коли крепкая рука брата не удержала бы её от падения. Нащупав свечу в подсвечнике, Марья, тихо ругаясь себе под нос, вышла в коридор и зажгла ту от канделябра на стене.

Вернувшись, она поставила свечу на место и перевела взгляд на Сергея. Его глаза подозрительно блестели, и тут только она поняла, отчего не зажигал свечей, потому что плакал и не желал, чтобы кто-нибудь стал свидетелем его слабости.

— Серёжа, — потянулась она к нему и присела на подлокотник кресла, запуская пальцы в светло-русые кудри, — хороший мой, не надобно себя винить.

— Какой же я дурак! — спрятал лицо на груди сестры Ракитин. — Машенька, какой же я дурак! — тихо зашептал он.

— Ну, полно, что теперь-то горевать, — вздохнула Марья. — Я выйду за Урусова.

Сергей поднял голову и уставился на неё ошеломлённым взглядом.

— Не надобно подобных жертв, коли не люб он тебе, — взял он её ладони в свои руки. — Не желаю, чтобы ты всю жизнь винила меня в своей несчастливой судьбе. У нас Ракитино остаётся. Как-нибудь проживём.

Больно было прощаться с домом, где выросла, но ещё больнее стало осознавать, что переменилось отношение соседей к их разорившемуся семейству.

Калитин был вне себя от бешенства. Приехав в Ракитино, он первым делом разыскал Сергея и, не стесняясь в выражениях, высказал ему всё, что думал о его глупой выходке. Но и этого Василию Андреевичу показалось мало. Ударив племянника с размаху по лицу, Калитин даже не оглянулся, когда тот упал на пол в гостиной, стукнувшись виском об угол стола.

Марья в первый раз видела своего дядьку обыкновенно добродушного и весёлого в таком гневе. Проводив Калитина взглядом, она бросилась к брату, распростёртому на полу. Сергей пришёл в себя, когда она, смочив платок водой из вазы, приложила тот к его рассечённому виску.

— Поделом мне, — со стоном поднялся на ноги Ракитин. — Ух! И тяжела рука у дядюшки, — пошатываясь, добрёл до дивана Серж и осторожно присел, прижимая к виску платок сестры.

Щека горела огнём, ещё и губа оказалась разбита. Марья сжала пальцы в кулачки и устремилась вслед за дядькой.

— Василий Андреевич, — запыхавшись, догнала она его уже во дворе, когда Калитин собирался садиться в седло, — да разве ж можно так?!

— Не поняла ещё, девочка, что без приданого осталась? — сурово спросил Калитин. — Кто нынче-то на бесприданницу позарится? Али не слышала, что о тебе в уезде говорят?

— Что говорят? — тихо спросила Марья.

— А то и говорят, что шибко гонору у тебя много было, но нынче спеси-то поубавится, — забрался в седло Василий Андреевич.

Слова дядьки больно укололи в самое сердце. Ведь и сама заметила, что местные уездные кумушки шепчутся за её спиной, иные девицы и не скрывают торжества во взглядах, мол, поделом гордячке, а молодые люди из тех, кто раньше превозносил её красоту, нынче смущённо глаза отводят.

— Добро, дядя Василь, — нахмурилась Марья. — Пускай говорят, переживу.

На другой день после переезда в Ракитино, Сергей отправился в Овсянки. Дворецкий проводил его в кабинет князя и с поклоном удалился. Илья Сергеевич поднялся из-за стола, где просматривал счётные книги и вопрошающе взглянул на своего гостя. Поставив на стол саквояж, Ракитин отступил на несколько шагов:

— Здесь вся сумма по закладным. Верните мне векселя, Илья Сергеевич.

Урусов невозмутимо шагнул к картине на стене, за которой располагался сейф, отодвинул её в сторону и неспешно повернул ключ в замке. Достав из тайника стопку векселей, он протянул её Ракитину:

— Ну, что же, Сергей Филиппович, более я не имею претензий ни к вам, ни к вашей очаровательной сестре, — слегка наклонил он голову, давая понять, что аудиенция окончена.

Выглянув в окно, Илья Сергеевич проводил соседа мрачным взглядом. Зря он понадеялся, что Сергей Филиппович испугается грядущих трудностей и заставит сестру принять его предложение. Князь Урусов просчитался и недооценил упрямства той, что стала его наваждением с той самой поры, когда осмелилась отказать ему да ещё в подобных выражениях. "Посмотрим, Марья Филипповна, чья возьмёт!" — скрипнул зубами Урусов.

Несомненно, продажа Полесья стала фатальной ошибкой Сержа. Купец Величкин, перебравшийся со всем своим многочисленным семейством в дворянскую усадьбу, не вписывался в местное общество. Нувориша, возомнившего себя равным аристократам, веками проживающим в своих родовых гнёздах, принимать отказывались, а за подобное соседство пеняли молодому Ракитину.

Семён Семёнович Величкин ничуть не унывал по сему поводу и охотно делился со всеми желающими историей, что помогла ему стать владельцем имения. В открытую над Ракитиным никто не потешался, но за глаза говорили разное. Находились и те, кто, будучи ранее в весьма дружеских отношениях с почившим Филиппом Львовичем, даже пытались оказать посильную помощь, предлагая Сержу оспорить сделку и вернуть Полесье. Как бы то ни было, история, получившая огласку, весьма болезненно сказалась на реноме Сергея Филипповича. Оставаться и далее в уезде стало невыносимо. Марья пыталась отговорить брата от того, чтобы покинуть Ракитино и перебраться в Москву, но тот оставался непреклонен.