Фата-Моргана №8 - [198]

— Ладно, — вздохнул Павел, — это ваша страна. Я положусь на американскую систему.

Он не мог отвести глаз от ее движущихся губ.

— Ты давно меня любишь? — спросила Анна.

— Что?

Она засмеялась.

— Не будь таким глупым. Было бы странно, ведь верно, если бы двое любили друг друга и никто из них этого не понял.

— Двое, — тупо повторил он, не веря самому себе.

Леонид Шверник и Павел Козлов склонились над картой СССР. Последний указывал приблизительное местоположение радиостанций.

— Мы не будем их использовать до последнего момента, сказал он, — пока дело не будет сделано. Тогда они начнут одновременно работать. У КГБ и МВД не будет времени разделаться с ними.

— Дела идут быстро, — произнес Павел. — Быстрее, чем я ожидал. Мы добиваемся успеха, Леонид.

— Только потому, что созрела ситуация, — сказал Шверник. — Так всегда совершаются революции.

— Что вы хотите этим сказать? — с отсутствующим видом спросил Павел, изучая карту.

— Революцию делают не отдельные личности, а время, подходящие условия. Вы знаете, что за шесть месяцев до большевистской революции Ленин писал, что не доживет до того, что коммунисты возьмут власть в России? Дела шли так, как развивались условия. Большевики, которых было мало, практически были заброшены в кресла власти.

— И все же, — сухо ответил Павел, — было бы очень полезно иметь таких людей, как Ленин и Троцкий, под рукой.

Шверник пожал плечами.

— Время создает людей. Ваша собственная Американская революция вам, наверное, лучше известна. Посмотрите, каких людей создало время. Джефферсон, Пэйн, Мэдисон, Гамильтон, Франклин, Адамс. И опять-таки, если бы вы сказали этим людям за год до Декларации Независимости, что революция — единственное решение проблемы, с которой они столкнулись, они, возможно, сочли бы вас сумасшедшим.

Это было новое направление мыслей Павла.

— Так в чем же источник революции?

— В ее необходимости. Дело не в том, что несколько десятков тысяч людей подполья увидели необходимость свергнуть советскую бюрократию. Это миллионы, составляющие Россию, в хождении по жизни, во всех слоях общества снизу доверху. Что должен думать ученый, когда ничего не понимающий в его специальности бюрократ приходит в лабораторию и распоряжается в ней? Что испытывает инженер на автомобильном заводе, если тупой политикан сочтет, что раз в капиталистических странах у автомобиля четыре колеса, то Россия должна превзойти их, выпустив машину с пятью колесами? Что думает учитель, когда ему указывают, чему и как учить, что писать? Как чувствует рабочий, когда видит чиновника, живущего в роскоши, в то время как его заработок в сравнении с ним кажется нищенским? Что думает молодежь в своей вечной жажде большей свободы, чем было дано их родителям? Что думает художник? Поэт? Философ?

Шверник покачал головой.

— Когда нация готова к революции, появляются и люди, которые ее совершают. Часто так называемые лидеры бегут из последних сил, чтобы остаться впереди.

— Когда все закончится, — говорил Павел, — мы отправимся в Штаты. Я знаю в Сьеррах городок по названию Грасс-Вэлли. Охота, рыбалка, горы, чистый воздух. Очень легко добраться до городов вроде Сан-Франциско, если захочется побегать по магазинам, сходить в ресторан или на концерт.

Она вновь поцеловала его.

— Знаешь, — продолжал Павел, — я занимаюсь такой работой — раньше, конечно, не такого уровня — с девятнадцати лет. Девятнадцати, вот ведь! И вот впервые я понял, что устал от нее. По горло сыт. Аня, мне почти тридцать пять, и впервые я хочу того, чего ждет от жизни каждый мужчина. Женщину, дом, детей. Ты никогда не видела Америку. Ты полюбишь ее. И американцы тебе понравятся, особенно те, что живут в городках типа Грасс-Вэлли.

Она легко засмеялась.

— Но я же русская.

— Так что?

— Наш дом и наша жизнь должны быть здесь, в России. В новой России, которая скоро появится.

— Жить здесь, когда есть Калифорния? — посмеялся он над нею. — Аня, Аня, ты не знаешь жизни. Почему…

— Но, Павел, я же русская. И если Соединенные Штаты более приятное место для жизни, чем будущая Россия, когда больше не будет полицейского государства, тогда это будет моя обязанность — помочь России.

Внезапно до него дошло, что она имеет в виду.

— Но я все время думал, что после всего этого мы поженимся. И я смогу показать тебе свою страну.

— Не знаю почему, но я думала, мы оба хотим строить нашу жизнь здесь.

Они долго молчали во взаимном страдании.

Наконец Павел произнес:

— Еще рано строить подобные планы. Мы любим друг друга, это должно быть достаточно. Когда все произойдет, у нас будет возможность изучить образ жизни друг друга. Ты сможешь съездить со мной в Штаты.

— А я возьму тебя в Армению. Я знаю городок в самых красивых горах в мире. Мы проведем там неделю. Месяц! Может, когда-нибудь мы построим там летнюю дачу.

Она счастливо засмеялась.

— Знаешь, там все живут до ста лет.

— Да, мы туда как-нибудь съездим, — спокойно согласился Павел.

Он должен был этим вечером увидеться с Леонидом, но в последний момент ему прислали Анну, чтобы передать, что состоится важная встреча. Собрание делегатов подполья со всей страны. Они примут решение, когда выступать, но присутствие Павла не нужно.