Фасциатус (Ястребиный орел и другие) - [97]

Шрифт
Интервал

Смею вас заверить, что восприятие всего наблюдаемого в поле, а уж конкретных изучаемых процессов и птичек особен­но, приобретает в прямом и переносном смыс­ле совершенно особую окраску, когда вдруг через несколько дней после ме­чения, уже в другом месте, в кормящейся стае серо–бело–бежево–пестреньких жаворонков натыкаешься биноклем на све­тящуюся искусственно–ярким фонарем, уже знакомую окольцованную птицу. Это очень необычно, дает важный материал и несказанно ра­дует орнитологическое сердце. Потому как это позволяет сделать тот или иной вы­вод не наугад, не «пред­полагая на основе» в той или иной степени обоснованных за­ключений, а наверняка. Это ― строгий научный факт: птица была поймана и помече­на там‑то и тогда‑то, повторно отмечена здесь и сейчас.

Рекорд поставлен давно уже обесцветившейся и перелинявшей самкой рогатого жаворонка, которую я узнал в бинокль по кольцам на лапе и добыл в Долине Лучков посреди опустыненных холмов в двадцати метрах от места, где поймал и по­метил ее прошлой зимой двести девяносто дней назад! Клёво, да?

Летал жаворонок, попался зимой в мой лучок, был помечен: покрашен, получил на левую лапу стандартное алюмини­евое кольцо с номером, на правую ― яркое пла­стиковое (желтое); был выпущен, улетел; дозимовал в долине Сумбара; потом отко­чевал куда‑то выше в горы, на пологие остепненные плакоры; вывел там потомство, прожил еще год такой не­простой жавороночьей жизни.

Я сам уехал в Москву и прожил год своей аспирантской жизни, потом приехал в Кара–Калу следующей зимой, в какой‑то день и час пришел в некую точку в холмах и вновь увидел ту же самую птицу, прилетевшую на зимовку точно в то же самое ме­сто, что и прошлой зимой… Ну не прелесть ли?!

И опять же, до чего сильны стереотипы. Ну зачем мне потребовалось ее добывать? Я что, в бинокль колец не разгля­дел? Все отчетливо было видно. А все равно пристрелил. Потому как не уверен, что визуальная регистрация будет признан­а дотошными коллегами в качестве надежного факта, без формального «докумен­тального подтверждения»… Тяже­лый случай… Наука, видите ли, орнитология…

Рогатый жаворонок ― это широко кочующий здесь вид, мотается из гор в долину и обратно в зависимости от сезона, и такое территориальное постоянство! А некото­рые перелетные виды, прилетающие в Копетдаг на зимовку из далеких се­верных регионов, всю зиму живут здесь в подходящих местах оседло; я своих меченых заря­нок и лесных завирушек на­блюдал на одних и тех же индивидуальных территориях (в одних и тех же кустах) по нескольку зим подряд.

Конечно же, все эти воробьиные знают местную географию и явно имеют излюб­ленные места зимовок, кормежек и т. п. А с хищниками и того пуще: часто летают од­ними и теми же охотничьими маршрутами, отдыхают и едят на излюбленных приса­дах. Так что это лишь для стороннего наблюдателя в природе хаос, мотаются птичьи стаи туда–сюда; а на самом деле во всем не просто порядок и причина, но, помимо того, еще и личный птичий опыт, навыки, знание территории, а то и пристрастия. Из­любленные тропы протоптаны не только по земле, но и пролетаны по воздуху.

Недавно нашел в самой Кара–Кале ночевку маскированных трясогузок. Птички со­бираются постепенно, подлетая пара­ми и поштучно, на проводах около ковровой фа­брики, а потом, посидев там и пощебетав про свои птичьи новости, пикиру­ют в гу­стую куртину высокого тростника, растущего за забором соседнего дома.

Среди трясогузок на проводах сидит и помеченная мною недавно самка: она по­крашена неимоверно ярким родамином и сияет, как фонарь, неестественно ярким розовым цветом (хотя до естественного великолепия крыльев стенолаза ей дале­ко). То, что для этой птицы вероятность быть съеденной хищником возрастает, это ясно; а вот как собственные собратья реагируют на такую претенциозную исключитель­ность?»

НАРОДНЫЙ КОНТРОЛЬ

Сот­ни лет живу я здесь, но, как объясн­ить увиденн­ое вами, не знаю.

(Хорас­анская сказка)

«24 декабря…. Добыл в холмах из стаи маскированную трясогузку. Пока присы­паю кровь крахмалом и заворачиваю, ко мне с трех разных сторон, явно на выстрел, подлетели порознь два курганника и балобан. Ни один из них не может рас­считывать на то, чтобы поживиться чем‑либо от охотника или браконьера. Тогда чего ради?

Мы все же недооцениваем степень развития птичьих мозгов и птичьей любозна­тельности.

Плюс еще одно, крайне важное: то, что потребность в новой информации ― осно­вополагающее, фундаментальное свойство живой природы. Даже «неразумной». Но зато многим Homo sapience категорически несвойственное».

ПУСТЕЛЬГА

И сно­ва им овладело любопытс­тво…

(Хорас­анская сказка)

«17 декабря…. Второй раз вижу, как пустельга, поймав мелкую ящерицу, не съе­дает ее, а прячет в кустики полыни. Очень это у нее по–хозяйски получается, делови­то и по–бытовому. Летит своим хлопотливым полетом, тащит ящерку в лапах, подле­тает к маленькому кустику, садится, засовывает голову внутрь между ветвей, поло­жив провиант подальше от посторонних глаз; оглядывается по сторонам («Не подсмотрел ли кто?») и сразу улетает после этого. Неужели не забудет и найдет по­том?


Рекомендуем почитать
Птицы, звери и родственники

Автобиографическая повесть «Птицы, звери и родственники» – вторая часть знаменитой трилогии писателя-натуралиста Джеральда Даррелла о детстве, проведенном на греческом острове Корфу. Душевно и остроумно он рассказывает об удивительных животных и их забавных повадках.В трилогию также входят повести «Моя семья и другие звери» и «Сад богов».


Полет бумеранга

Николая Николаевича Дроздова — доктора биологических наук, активного популяризатора науки — читатели хорошо знают по встречам с ним на телевизионном экране. В этой книге Н.Н.Дроздов делится впечатлениями о своём путешествии по Австралии. Читатель познакомится с удивительной природой Пятого континента, его уникальным животным миром, национальными парками и заповедниками. Доброжелательно и с юмором автор рассказывает о встречах с австралийцами — людьми разных возрастов и профессий.


Наветренная дорога

Американский ученый–зоолог Арчи Карр всю жизнь посвятил изучению мор­ских черепах и в поисках этих животных не раз путешествовал по островам Кариб­ского моря. О своих встречах, наблюдениях и раздумьях, а также об уникальной при­роде Центральной Америки рассказывает он в этой увлекательной книге.


Австралийские этюды

Книга известнейшего писателя-натуралиста Бернхарда Гржимека содержит самую полную картину уникальной фауны Австралии, подробное описание редких животных, тонкие наблюдения над их повадками и поведением. Эта книга заинтересует любого читателя: истинного знатока зоологии и простого любителя природы.