Фасциатус (Ястребиный орел и другие) - [13]

Другой замечательный инсект, часто попадающийся сейчас в холмах на совер­шенно опустыненных местах, ― жук–чер­нотелка. Названия вида тоже не знаю, это надо специально смотреть, но создание наилюбопытнейшее. Размером с жуже­лицу, целиком черный, очень длинноногий, тело цилидрически–округло–заостренное, как пуля. Надкрылья срастаются на спине в сплошной щит ― защита от испарения воды; задние ноги длиннее передних, все время двигается, слегка припод­няв зад и накло­нив голову вниз: это чтобы конденсирующаяся на теле влага из утреннего тумана стекала прямо в рот.

Когда видишь их, сразу в нескольких местах на своих длинных ногах неторопливо спешащих с деловым видом в разных направлениях, невольно думаешь: «Откуда та­кая занятость? Что за дела такие разные у столь одинаковых жу­ков?» ― вот вам пси­хология участника соцсоревнования: невольно ожидаешь от одинаковых насекомых, что они должны ходить строем в одном направлении. Ан нет. Недаром один из видов называется «медляк–вещатель» (название‑то какое!); так и видно, что идет куда‑то с неведомым, но весомым известием… Дотронешься до такого делового, идущего куда‑то на своих ходулях, сверху пальцем, он останавливается и воинственно зади­рает еще выше зад, из которого, при последующих упорствованиях нападающе­го, выпускает каплю желтого вонючего раствора, мгновенно отбивающего у неопытного агрессора всякое желание продол­жать попытки его схарчить.

Шел, шел, вылез на гряду повыше ― отлично. Когда смотришь в сторону Сумбара с юга, то разнородность геологиче­ских пластов, ниспадающих к центру долины, про­является в их разноцветности.

Далеко у Сумбара холмы рыжие, ближе идет полоса холмов белых с рыжими ма­кушками, а еще южнее ― полоса хол­мов с выходами красных, как старые разрушен­ные кирпичные постройки, известняков. А прямо под ногами изумрудная лу­жайка с мелкими желтыми цветочками, как амфитеатром окруженная скалами с разноцвет­ными потеками. А по лужайке скачут со звонкими мелодичными песнями два выпен­дривающихся друг перед другом самца черношейной каменки. А небо еще по–весен­нему голубое. А на противоположном краю долины синеет Сюнт–Хасардагская гря­да. А сами вершины ― Сюнт и Хасар ― белеют на фоне неба своими обновленными накануне невечными снегами. И птицы поют со всех сторон, и витают запахи пустын­ного цветения, и получается картина, которую невозможно передать, даже если про­должить описа­ние того, что видишь, еще на пол страницы…

К Сумбару вышел в густых вечерних сумерках, а домой пришел по дороге уже в полной темноте («грум–грум» ― сапоги; «клик–клик» ― шагомер). Устал (и шагомер устает ― реже кликает под конец дня…), но зато как приятно: на столе три письма: одно деловое и два личных (одно из них ― ваше). Это, конечно, не то, что вчера, когда пришло сразу двенадцать конвертов (бывшие у Муравских ребята из Ай–Дере аж закипели от зависти), но все равно здорово. Мне почта после тру­дового дня ― как лабораторной крысе поощрение. Сегодня вполне заслуженное: прошел с непрерыв­ными наблюдениями пять фарсангов ― тридцать девять километров; даже больше, это все же по пересеченному рельефу, так что фарсангов шесть; пока это мой лич­ный пешеходный рекорд (завтра придется весь день надиктованные наблюдения за­писывать).

За ужином, обсуждая с Муравскими разные разности (в том числе и новости от вас), выпил за разговорами, после длинного пешеходного дня, три литра зеленого чая. Не позеленеть бы. Вот такие дела.

Не скучайте и не волнуйтесь за меня; сами там повнимательнее. Как Ириса? Нян­чится с Мальком?

Всем привет!»

5

Дол­го ле­тела пти­ца Си­мург, вот уже семь рек промелькнул­и вни­зу, и достигл­а она након­ец высоченн­ой горы, где ни­когда до­селе не случал­ось бы­вать ни од­ной пти­це…

(Хорас­анская сказка)

Я не углубляюсь особо в детали чисто научных аспектов поиска ястребиного орла и изучения хищных птиц в целом. На самом же деле их много, и сводятся они к цело­му ряду важных научных проблем.

Во–первых, вид сам по себе. Новая птица в фауне (а вид включается в список только если найдено жилое гнездо) ― это факт, который нельзя игнорировать ни с теоретических, ни с практических позиций. Есть целая наука ― зоогеография, заним­ающаяся именно анализом распространения животных, а уж о практических пробле­мах охраны птиц и природы в це­лом и говорить не приходится. Они настолько разно­образны и пугающе злободневны, что являются, по существу, опреде­ляющей приме­той нашего времени.

Во–вторых, на краю ареала, в экстремальных или необычных для себя условиях, каждый вид предоставляет экологу особо ценную возможность узнать о нем что‑то новое, еще не известное науке.

В–третьих, в силу чисто биологических причин, хищные птицы имеют колоссаль­ное значение в жизни природных сооб­ществ, и, изучая их, вы можете многое понять о жизни и взаимосвязях гораздо более широкого разнообразия соседствую­щих с ними существ. И так далее.

Поэтому, хотя речь и не идет о каком‑то сногсшибательном открытии или особо за­гадочной находке, не надо, однако, и думать, что решение начать поиски этого вида имело под собой чисто эмоциональную подоплеку, вовсе нет. Стремление найти эту птицу никогда не превращалось у меня в ма–нию, хотя всегда было шире собственно научного интереса, явля­ясь неким фоном, подсвечивающим и орнитологические изыскания в поле, и вживание в природу, историю и культуру региона, и работу над собой.