Фарватер Чижика - [9]

Подтянулись и остальные участники. Судья объявил первый тур. Начали!

И Тигран Вартанович пустил часы.

Играли мы неспешно. Разменный вариант испанской партии, обе стороны более заботила защита, нежели нападение, и ничья на тридцать втором ходу выглядела закономерной. Не придерешься. И захочешь — а не сможешь.

А нечего применять принудительную жеребьёвку!

Да и вообще… Силы следует разложить по дистанции. Ливия утомила не на шутку, а нынешний турнир, девятнадцать туров и всего три выходных дня, требовал рационального использования резервов тела и духа. Где-то поберечься. Вот мы с Петросяном и решили — поберечься. Сэкономить снаряды. Ещё пригодятся.

Скрепив результат рукопожатием, мы покинули сцену. Аплодисментов не было. Не заслужили.

— Что ж, лиха беда начало, — сказал Николай Николаевич, снимая большие зеркальные очки. Он в них всю партию сидел, в очках. Психолог без черных очков как танкист без танка. Ни брони, ни огневой мощи.

Антон только кашлянул. Как-то не ждал он от Фролова оценки моей игры. Послали приглядывать — ну, приглядывай, раз служба такая, но молча. Тем более не лезь к гроссмейстеру сразу после игры. Тем более, если не просят. Я кивнул Кудряшову — мол, объясни товарищу правила.

— Что ж, как заметил товарищ Фролов, начало положено. Но всё ещё впереди, так что за работу, товарищи. Антон, жду отчёта по партии Геллера с Талем, вы, Николай Николаевич, сами знаете, чем вам заняться. А я пойду, подумаю о своём. Подзаряжу аккумуляторы.

Девочки поняли, подхватили меня — и повели к выходу.

Николай Николаевич, похоже, ожидал другого.

Здесь для участников отдельного буфета нет. Питайтесь вместе с народом. И мы пошли питаться, без этого никак. Днем присмотрели ресторанчик, не слишком заносчивый, не слишком демократичный. Французский. Теперь проверим, насколько впечатление совпадет с реальностью.

Биль — двуязычный город. Часть населения говорит по-немецки, часть по-французски. Вообще-то все или почти все знают оба языка, плюс итальянский, но народ держится за корни.

И почему бы нам не попробовать хвалёную французскую кухню? В Париже было не до того, а здесь не только можно, здесь — нужно. Питаться вкусно, полезно, и благотворно для психики. Не просто заглотить белки, жиры и углеводы, а приятно провести время. Это не блажь, не роскошь, а голый расчёт: человек, живущий хорошо, обычно работает лучше, чем человек, живущий плохо. Именно поэтому американские заправилы платят высокие зарплаты инженерам, летчикам, квалифицированным рабочим и прочему трудовому народу — чтобы в итоге больше на них наживаться. Не из человеколюбия же!

Девушкам тоже нужна вкусная и здоровая пища. Даже больше, чем мне.

К нам обратились по-французски, мы ответили по-немецки, и далее общались с официантом на немецком языке, ко взаимному удовольствию.

А удовольствие было. Вкусная еда, неспешный разговор, отсутствие Николая Николаевича.

— Не понимаю, зачем его вообще приклеили к нам, — сказала Лиса. — Захоти ты, Чижик, стать невозвращенцем, ну, чисто теоретически, чтобы он мог сделать?

— Чисто теоретически, а вы бы хотели стать невозвращенцами? Вернее, невозвращенками?

— Мы это уже обсуждали, Чижик.

— Одно дело — обсуждать в Сосновке, другое — в Биле.

— Нет, не хотели, не хотим, и вряд ли захотим. Если вынести холодным волшебством за скобки привязанность к родным, близким, друзьям и просто знакомым, привязанность к месту, к воздуху, ко всему, а подойти чисто по-купечески, сальдо-бульдо, то… В Союзе у нас прекрасная работа сейчас, плюс интересные перспективы в будущем. А здесь? Сидеть на твоей шее? Мы тебя любим и ценим, но прожить жизнь жёнами Чижика — маловато будет.

— Маловато, — подтвердила Ольга. — Надю, помнится, ты определил нашим послом в Австралии, или что-то вроде, а где она можем это осуществить? Только в Советском Союзе. Я тоже не в домохозяйки стремлюсь, авось, на что-то и сгожусь. И в нашей стране возможностей у меня гораздо больше, чем вне её.

— Вот видите, вы в невозвращенки не хотите. А мне-то зачем идти в эти самые невозвращенцы? Тем более, без вас? Тоже не хочу.

— Тогда мы возвращаемся к вопросу: зачем здесь Николай Николаевич?

— Для порядка. Чтобы мы помнили: Родина слышит, Родина знает. Помнили, и вели себя соответственно. Как положено вести себя представителям страны победившего социализма. Не пороча высокого звания советского гражданина и патриота.

Или мы только прикрытие, а основное задание товарища Фролова — в будущую среду, проходя мимо аптеки, положить в мусорную урну прочитанную газету.

— Ты так думаешь?

— Нет. Я думаю, что он отрабатывает тему непрямого психологического воздействия на противника. Или что-то вроде. Кто-то пишет диссертацию, да хоть и он сам, а это — эксперимент. Выступит Чижик хорошо — значит, и методика хорошая. Он, Фролов, расстроил мыслительный процесс моих соперников.

Закончив со скользкой темой, мы с чистой совестью перешли к десерту.

Назад возвращались неспешно. Да и недалеко идти, километр, не больше. По вечернему старинному городу в благоустроенной Швейцарии.

В отеле девушки поднялись к себе. Пробуют созвониться с Жоржем Сименоном. Он живет здесь, в Швейцарии, в Лозанне. И возникла идея — встретиться с ним. С Сименоном то есть. Взять интервью, а если получится получить новую повесть, будет совсем замечательно.