Фарватер Чижика - [56]

Скверно бы мне было. Барские привычки терзали бы душу — ватерклозет, сауна, мясные щи…

Но зачем печалиться о несбыточном плохом, если можно радоваться сбывшемуся хорошему?

Тут вернулись Лиса и Пантера. Да, приехали утром, поддержать и проведать, а завтра уедут. А сейчас, в антракте, удалились в дамскую комнату. Дело житейское.

Они проверяют на московской публике наряды. Для дам в положении. По арабским мотивам. Получилось, нет?

На нас смотрят, не отнять.

— Оля! Надя! Чижик!

Наташа Гурьева. Такова жизнь: провинциалы всех краёв встречаются в театрах, на выставках, на концертах и в картинных галереях столицы. Хотя Наташа не провинциалка, она теперь москвичка. Или нет? Полгода студенткой в Москве — это считается?

Мы, конечно, поздоровались, а девочки и обнялись.

— Мой муж, — гордо сказала Наташа, — Ермухан.

— Ермухан, — подтвердил муж, — Ермухан Касымов.

Муж — уроженец Средней Азии. Возможно, казах. Наполовину. Выглядит на сорок лет. Одет консервативно. На пиджаке — Звезда Героя Социалистического Труда. Непростой человек. Серьёзный.

— Здравствуйте, Ермухан Чингисович!

— Вы меня знаете? — удивился муж.

— Читал вашу статью в «Вестнике микробиологии» за шестьдесят девятый год, о персистирующих формах сибирской язвы.

— У вас хорошая память, — вежливо сказал муж.

— Я же тебе говорила — это Чижик! Он шахматист, чемпион! Чижик никогда ничего не забывает! — сказала Наташа.

— Да, ты говорила, — ответил муж. — Как ваши шахматные успехи?

— Вполне, вполне, — ответил я туманно.

В чемпионате я лидировал, но отрыв от второго места был в половину очка. Что для публики непривычно.

— Мы тут пощебечем, — сказала Ольга, и отвела Наташу чуть в сторонку. О своем, о девичьем. То бишь о женском — хотят потолковать оставшиеся минуты антракта. Наташа — замужняя дама, вот как! И когда успела?

— Это ведь вы диагностировали у Наташи содоку? — спросил Ермухан Чингисович.

Я возражать не стал.

— Хорошо учитесь?

— Хорошо. Но мало.

— Вы, говорят, прилично знаете английский язык?

— Да. Сносно. И немецкий. И арабский. И немного французский.

— Вот как?

— Вот так.

— Вы не планируете заняться научной работой?

— Нет.

— Почему?

— Вопрос слишком личный, мне думается. Если в общих чертах — то научная работа требует человека целиком. Со всеми потрохами.

— А разве медицина вообще не требует того же?

— Любая профессия норовит проглотить человека. Но если врач проживет жизнь, а пороху не выдумает, беды в том не будет никакой. Добросовестное исполнение профессиональных обязанностей гарантирует мир в душе. Ученый — другое дело. Ученому непременно нужно выдумать порох, открыть неведомое. А оно, неведомое, запросто не открывается.

Конечно, отрицательный результат тоже результат, но год за годом получать подобный результат было бы досадно.

— Сейчас немало областей науки, в которых положительный результат практически гарантирован.

— У всякой медали есть две стороны. Полагаю, подобная научная работа тесно связана с ограничениями, например, по выезду за рубеж.

— Почему вы так думаете?

— Вот вы, Ермухан Чингисович, занимаетесь секретной темой, и потому — невыездной.

— С чего вы это решили?

— Второе следует из первого. Впрочем, возможно я и ошибаюсь, и вы можете посетить Польшу или Болгарию.

— Нет, почему вы решили, что я занимаюсь секретной темой? — муж выглядел взволнованным. Слегка. Боится, что кто-то проболтался?

— Наташа тут не при чём, после её отъезда из Черноземска мы никак не связывались.

— Тогда…

— Анализ позиции, только и всего. На третьем курсе я перечитал «Вестник микробиологии» за последние двадцать лет. Вернее, перелистал. Вас запомнил отчасти из-за необычного отчества, я в детстве читал Яна и очень боялся Чингисхана. Так вот, вы активно публиковались в шестидесятые, практически ежегодно по статье, по две. Последняя работа подписана кандидатом медицинских наук. А дальше — тишина. Можно было решить, что вы, защитив кандидатскую, снизили научную активность. Но сегодня, встретив вас, я понял, что дело в другом. Вы — герой соцтруда, а эту награду ученым дают за выдающиеся работы. И в то же время в печати этих работ нет. Логично предположить, что они засекречены. Учитывая тему вашей последней опубликованной работы…

— Не будем говорить об этом здесь, — перебил меня Ермухан Чингисович. — Наташа не преувеличивала, говоря о ваших способностях. Но обидно, что они уходят на пустяки.

— На пустяки?

— Шахматы… какая от них польза?

— Для меня — большая. Я много путешествую, побывал в разных странах. Хорошо зарабатываю, что важно.

— Миллион?

— Вообще-то полтора, валютой, но не суть. Выгодно мне, а государству втройне, даже вдесятеро, большая часть этих средств так или иначе ушла в казну. Я не жалуюсь, у меня есть всё, что мне нужно. А учёные, что учёные… Взять хоть сегодняшний спектакль: помните сцену, где строитель говорит герою, Виктору Крохину, что нет смысла пять лет учиться и зарабатывать сто пятьдесят, когда он, двадцатилетний пацанчик, легко зарабатывает двести и больше. Так вот, здесь неточности.

— Какие же? — спросил Ермухан Чингисович, радуясь, что разговор ушел в сторону от сибирской язвы и прочих особо опасных инфекций.