Фартовый человек - [69]

– Нет, не так же! – отрезала Ольга, решив покончить надоевший ей разговор насчет угнетения негров раз и навсегда. – Не так же вовсе. Негры – не евреи. И потом, если ты не хочешь быть евреем, можешь не быть евреем, а поменять имя и всю повадку.

– Не всегда это удается, – заметил Фима.

Ольга ехидно сказала:

– Ну да, если ты похож на еврея, то будут затруднения, а вот если ты с лица похож на белоруса и нос у тебя бульбой – тогда все проще. Но из черного ты в белого никогда не перекрасишься, так что проще смириться с тем, каков есть… А про что кино?

В кинематографе Ольге понравился, во-первых, буфет, где было много зеркал, так что сначала ей даже показалось, что помещение гораздо больше, нежели на самом деле: зеркала увеличивали пространство.

Продавали пирожные, и Ольга съела эклер. Фима пирожных не ел. Утверждал, что пирожные – это исключительно для девушек, а не для мужчин, но на самом деле просто экономил, только признаваться не хотел.

Потом еще была певица. Она исполнила романс, по содержанию напомнивший Ольге один из очерков из ее любимой рубрики «Суд идет». В романсе на народные слова пелось про страстную полюбовницу, которая предлагает мужчине убить его детей. «Вот тогда мы заживем, заживем…» Мужчина, что характерно, с легкостью соглашается на такое злодеяние, поскольку жены у него больше нет (очевидно, умерла еще в предыдущем романсе), а оставшиеся от первого брака дети явно мешают новому счастью. Тут же он и полюбовница режут всех детей, невзирая на мольбы младшенькой оставить хоть ее «на развод». Чем дело закончилось, узнать не удалось, поскольку прозвонили к началу сеанса и певица, оборвав пение, сунула в рот папиросу и с полным равнодушием ушла с эстрады.

Экран был закрыт занавесом, как в театре, но потом занавес раздвинулся и пополз в стороны. Открылась неровная белая простыня. Вышла сердитая женщина, выпирающая из белой блузки и полузадушенная брошью под горлом. Что-то сказала, глядя вверх, на невидимого человека. Тотчас затопали сапоги, явился рабочий, беспечный и чуть навеселе, и поправил экран. Затем все они скрылись из виду, и начался фильм.

Это был «Робин Гуд», только, по мнению Ольги, какой-то странный. Начиналось действие в пустыне. По пустыне скакали рыцари в плащах с крестами. Одного звали Хантингтон, другого – Гисборн. Хантингтона Гисборн ложно обвинил в измене, и тот вынужден был бежать от королевского гнева.

Ольга совершенно не понимала, который из героев Робин Гуд и почему дело происходит среди песков, а не в лесу. Но потом многое прояснилось, когда Хантингтон уехал в Англию, взял себе имя Робин Гуд и начал разбойничать в лесах вместе с верными сподвижниками.

В фильме все представлялось Ольге гораздо интереснее, чем в театре. В театре лес, например, изображался нарисованными деревьями – куда более условными с виду, чем даже те, с задника для фотографии. А в кинематографе лес был самый настоящий. Ольга сразу же перестала замечать экран, который перед сеансом пришлось поправлять, чтобы не морщинился, не замечала она и того, что черно-белое изображение подпрыгивает. Она воочию видела далекий день в далекой стране, где Робин Гуд освобождает принцессу и женится на ней. Никогда не существовавший мир внезапно сделался жизнью.

Фима по этому случаю сказал после сеанса, что кинематограф – живое свидетельство прогресса.

Ольга была пленена, оглушена… И вдруг она повернулась к Фиме – такая сияющая и прекрасная в свете уличных фонарей, что Фима даже ахнул. Не замечая впечатления, которое она производила на собеседника, Ольга спросила:

– Фима, а ты можешь меня устроить так, чтобы я работала в кино?

Он надолго замолчал. И пока он молчал, выражение счастливого ожидания постепенно угасало на Ольгином лице. Наконец Фима сказал:

– Оленька, у меня же нет таких связей…

– Если ты меня устроишь в киноартистки, – сказала Ольга страстно, – я за тебя выйду.

* * *

О смерти Маруси Гринберг Ольга узнала от Насти, а та прочитала в «Красной газете».

– Не может быть! – усомнилась Ольга.

– Смотри, это она, – настаивала девушка. – Гринберг Мария, двадцати одного года, снимала комнату на квартире пострадавшего… Сходится. Задушена при невыясненных обстоятельствах.

– Да сам доктор небось и задушил, – сказала Ольга.

– Зачем ты говоришь такие глупости, Оля! – возмутилась Настя. – Ты ведь так не считаешь на самом деле. Откуда бы доктор ее задушил, когда его самого ограбили!

– А вдруг я так и считаю? – ответила Ольга. – Ну и что с того, что он доктор или что его ограбили! Можно подумать, если тебя ограбили, то ты уже порядочный человек. Я с некоторых пор вообще не знаю, какому человеку верить. Иной раз люди бок о бок сражаются, а потом предают.

Она подумала о Робине Гуде и Гае Гисборне, как они были показаны в фильме. Сперва боевые товарищи, а потом – зависть, донос и клевета.

– Это от характера сильно зависит, – заключила Ольга. И вернулась к изначальной теме: – А что про Марусю еще написано?

– Да ничего…

– Она ведь была сумасшедшая, – напомнила Ольга.

– Не сказано. Написано, что устроилась на работу, вела себя положительно. Доктор Левин о ней отзывается с симпатией. Вряд ли это он ее убил. Нет, я так не думаю. Психология совсем другая. Согласно психологии, он, наоборот, должен был бы очернить свою жертву, показать, что правильно поступил, убив ее.