Фарфоровое лето - [42]

— Что все это значит, — крикнула я, — это же я, Кристина, впусти меня!

Я проскочила мимо нее, быстро пересекла маленькую кухню и вошла в комнату. За столом, на котором стояла тарелка с колбасой и сыром, сидел недавно поджидавший Агнес молодой человек, на этот раз я могла хорошо рассмотреть лицо.

Такого я никак не ожидала. Чаще всего в подобных ситуациях действуют, не раздумывая.

— Добрый вечер, — сказала я. — Мы уже встречались.

В тот же вечер Элла Хейниш узнала от своей внучки Кристины, что Агнес не сможет ухаживать за Юлиусом Лётцем. Приведенные Кристиной причины выглядели странными и непонятными, но важен был лишь сам факт, он означал, что проблему нужно решать как-то иначе. Элла смотрела на своего беспокойно спящего брата. Представив себе, что после его пробуждения ей придется не только сообщить ему об отказе Агнес, но и снова завести разговор об отправке в больницу, она решила, что будет сама ухаживать за ним. Элла позвонила сыну и попросила его принести ей завтра вещи, необходимые, чтобы пожить у Юлиуса. Потом она потребовала к телефону невестку и дала точные указания, как той следует заботиться о собственном муже. Временно Элла Хейниш устроилась в гостиной, спать она улеглась совершенно обессиленная, но довольная. Она была убеждена, что нашла задачу, ради которой стоит потрудиться, и намеревалась посвятить себя ей со всеми вытекающими отсюда последствиями.

На следующий день стояла ясная погода, комната больного была вся освещена солнцем, и казалось, что пациент смирился с присутствием сестры, во власти которой он очутился. Он потребовал завтрак и что-нибудь почитать. Когда пришел врач, он снова был в хорошем настроении и полон оптимизма. Его сестра получила точные рекомендации по уходу. Когда она ненадолго вышла из комнаты, Юлиус Лётц спросил, нельзя ли ему выпивать по рюмочке коньяку хотя бы один раз… Но врач не разрешил. Когда он уходил, Юлиус скорчил гримасу за его спиной.

— Послушай, — заявил он спустя некоторое время сестре, — мне не нужна диета, и вообще, мне можно все. Через несколько дней я, наверное, уже смогу вставать. Рад, что не доставлю тебе много хлопот. А теперь я бы выпил грамм сто вина с содовой.

Элла Хейниш посмотрела на него и покачала головой, решив, что не стоит сердиться.

— Иногда я просто не знаю, что мне с тобой делать, — сказала она. — Мне кажется, прожив жизнь, ты не стал умнее, не повзрослел. Порою ты напоминаешь мне двадцатипятилетнюю Кристину, такой же своенравный и эгоистичный, не желающий учиться у других и приспосабливаться к необходимости. Она похожа скорее на тебя, чем на Клару.

— Да, да, — ответил Юлиус и умиротворенно откинулся на подушку, — ты совершенно права, нас кое-что объединяет, то, чего вам, другим, не понять. Впрочем, у меня сложилось впечатление, что она внезапно начала интересоваться кузиной Кларой.

— Мне тоже так показалось, — сказала Элла, — может быть, Конрад все же сообщил ей о том деле, которое случайно попало в его руки.

— Он же сам настаивал, чтобы мы ничего ей не говорили. Я, правда, плохо знаю доктора Гойценбаха, но убежден, что он не меняет своих решений. Даже тогда, когда это может ему повредить. Странный человек.

— Юлиус, Конрад — муж моей внучки, член нашей семьи, и я не хочу, чтобы ты говорил о нем без должного уважения. Может, он и не слишком к нам расположен, но он не странный, а порядочный человек.

— Этого достаточно для тебя, но не для меня, — закричал Юлиус и сдернул с себя одеяло, готовый вскочить с постели, чтобы убедить сестру в том, что он прав. — Я знавал порядочных людей, и мне все время представлялось, что в необычных ситуациях эта порядочность заставит их поступать неординарно. Но такого никогда не происходило. Никогда, слышишь. Я мог бы привести тебе не один пример.

Ему удалось приподняться и сесть на край кровати. Его тощие ноги болтались у самого пола, ночная рубашка задралась наверх, едва прикрывая бедра. Элла попыталась, не обращая внимания на эту непривычную, смущавшую ее наготу брата, уложить его обратно в постель. Несколько секунд он сопротивлялся, потом его опять одолела слабость, парализуя волю, лишая сил. В эти мгновения он ненавидел сестру, потому что она была сильнее, потому что она видела его слабость и желала этой слабости. Он лежал, скорчившись и повернувшись к ней спиной, его рука судорожно сжимала одеяло. Испарина, выступившая на теле, казалась ему очищением, он не думал о том, что теряет при этом остатки сил.

— Твой муж, — сказал Юлиус Лётц, не поворачиваясь к сестре, — тоже был порядочным человеком.

Элла молчала. Она изучала инструкцию, прилагавшуюся к лекарству, отмечая для себя, что болеть становится все сложнее; при чтении такой инструкции невозможно было избавиться от подозрения, что лекарство не облегчит состояние больного, а усугубит его или вызовет другие опасные заболевания. Она выяснила, что существуют противопоказания, побочные действия, меры предосторожности, рекомендации по приему, ограничения в применении; пробежала глазами сведения о превентивной терапии и терапии при обострениях, уже не понимая толком, что читает; наконец ровным, уверенным тоном она заметила: