Фарфоровая комната - [12]

На третий день Джай и Куку зашли ко мне в комнату в сопровождении незнакомого человека. Это было после полудня: я слышал, как у меня за спиной болтают дети по дороге из школы домой. Я сидел на подоконнике, руки под себя, ноги на краю пропитанной потом кровати.

— Это доктор Дуггал, — сказал Джай со свойственной ему почтительностью, делая шаг вперед. — Мы подумали, пусть он тебя осмотрит. Это быстро.

Пожалуй, это было самое меньшее, что я мог сделать для дяди, который стойко мирился с моим пребыванием под его крышей. Пожилой доктор, чьи седины рассекал безупречный пробор, смотрел так, словно его притащили насильно. Может, это был конец его рабочего дня. Он поставил на кровать черную медицинскую сумку и вынул стетоскоп.

— Поднимите руки, — сказал он. — Откройте рот — согните пальцы — вдох — выдох.

Посыпались другие указания, я покорно исполнил каждое, хотя суставы настолько иссохли, что кости буквально скрежетали друг о друга. Когда он посветил мне в рот, ощущение было, что зубы сейчас попадают на язык. Я ни в чем не сознался.

— Денге, — произнес доктор Дуггал.

— Денге? — повторил Джай.

— Денге.

— Правда? — сказал Джай.

— Еле поднимает руки, температура, потеет и так далее. Похоже на лихорадку денге. Тут ничего не сделаешь. Питье и покой.

— Если вы так уверены, — сказал Джай с сомнением в голосе.

Доктор Дуггал пришел в раздражение: он не привык, чтобы его диагнозы критиковали, а может, его просто все достало.

— Хорошо. Еще какие-нибудь симптомы есть?

Я помотал головой.

— Если станет хуже, отвезите его в городскую больницу.

Джай отвернулся, словно хотел поговорить с доктором приватно.

— Он несколько раз ходил под себя.

— Говорите громче. Я забыл слуховой аппарат.

— Обосрался, — пришла на помощь Куку, чеканя слоги.

Доктор Дуггал посмотрел на медицинскую сумку, стоявшую у меня на кровати, и спустил ее на пол.

— Стоит ли ему вообще здесь находиться? — Куку прожгла меня взглядом. — Бедный мальчик. Все это время сидит больной. Может, его нужно отправить в другое место?

Это меня то есть.

— Но я не вижу сыпи, доктор, — произнес незнакомый голос.

Я и раньше чувствовал, что в комнате есть кто-то еще. Должно быть, она стояла позади всех, в тени, а теперь вышла немного вперед, покачивая собственной медицинской сумкой, которая выделялась на фоне длинной, в пол, плиссированной юбки. Поверх белой блузки — короткий докторский халат, но не белый, а светло-голубой. Казалось, она парит ко мне, скользит. Я не мог определить, сколько ей лет.

— А как он спит?

— Вообще не спит, — охотно отозвался Джай, как будто младшая докторша напала на верный след. — Я слышу, как он ходит взад-вперед, то включает вентилятор, то выключает, то ему слишком жарко, то слишком холодно. И все время ходит в туалет.

— Сыпи может не быть, что бы ни писали в ваших учебниках, — сказал доктор Дуггал.

— Он уже приехал такой? — спросила младшая докторша.

— Через Дели, — сказал доктор Дуггал, словно это все объясняло. — Там жуткая эпидемия денге. Как назло. Как ни грустно.

Она рассматривала мою одежду.

— Джемпер в такую жару, — заметила она.

— Его все время трясет, — сказал Джай. — Это обычно для денге?

— А психически, есть ли… тяжелые мысли? — на этот раз она обратилась ко мне.

— И кто из нас старший? — осведомился доктор Дуггал, оглядывая комнату с подчеркнутым сарказмом, но докторша не сразу поддалась и уступила ему, а еще какое-то время пристально на меня смотрела.

Первый раз я вышел из дома, чтобы позвонить. К тому времени почти вся боль сосредоточилась в голенях, поэтому я старался наступать главным образом на пятку и только совсем слегка — на подушечку ступни. Я принял душ, надел флисовую кофту (меня все еще знобило) и позвал дядю, который показался за решеткой террасы.

— Дойду до телефонной станции.

— А, — он удивился, потом осторожно обрадовался. — Полегчало?

— Я ненадолго.

— Не торопись. Подышать свежим воздухом тебе не помешает. Будешь звонить домой? Деньги нужны? Жарко не станет?

— Да я ненадолго, — повторил я, дошел до железных ворот, открыл заслонку, которая у них называлась дверью, и направился к базару, держа руки в карманах. Было очень странно выходить из до боли слепящего света на затененные дорожки рынка, где солнце не привечали и все казалось тронутым печатью упадка. На меня накатило такое уныние, что стало тяжело идти, как будто через песок. Я опустился на какие-то каменные ступеньки и закрыл глаза. Сидел и вспоминал, как любил бродить по базару прежде, довольный, что наконец-то выгляжу как все. Теперь же мне хотелось одного — чтобы все это пропало.

— Страна? — спросила телефонистка, не особенно стараясь замаскировать свою скуку.

— Англия, пожалуйста.

Женщина нажала какие-то кнопки на коммутаторе и иронически поклонилась:

— Мистер Англия.

Она провела меня в последнюю кабину в ряду.

Трубку снял папа, и почему-то я оказался не готов услышать его мягкий глубокий голос, так что в горле встал ком.

— Как дела, сын?

Я кивнул. Стоял и кивал.

— Понятно, — сказал он, как будто мог меня видеть.

— Тут жарко, пап.

Я люблю тебя, пап.

— Понятно, сын.

За несколько недель до того, однажды вечером, ему пришлось ехать за мной, когда я потратил все деньги на дозу, только на звонок из автомата и осталось. Вечер был дождливый, помню потеки воды на ветровом стекле, и когда мы остановились на расплывчатый красный, папа спросил, какие у меня планы на лето.