Фантомная боль - [94]
Вот так я стоял напротив любовницы моего отца, которую знал как тетю Ребекку. Больше к нашему разговору мне добавить было нечего. Она вышла замуж и родила детей, мы с мамой переехали обратно в Амстердам, мой отец с кухонным ножом промчался по пляжу в Сабаудиа. Вот что остается от жизни, если подвести под ней черту.
Я шел к Ребекке с твердым намерением задать ей кучу вопросов, но, когда я ее увидел, мне все вдруг показалось бессмысленным. И не потому, что я все уже и так знал, а потому, что понял: никакие ответы уже ничего не исправят.
В ее книжном шкафу я заметил корешок «69 рецептов польско-еврейской кухни».
Прилетев в Рим, я прямиком поспешил в больницу. Медсестры здоровались со мной как со старым знакомым.
— Где ты пропадал? — спросил меня отец.
— Пришлось ненадолго съездить в Амстердам, — ответил я, — мне нужно было увидеться с мамой.
Одна из медсестер остановила меня в коридоре:
— Твой отец просто невозможный. Он все время повторяет, что мы должны придумать что-то в целях рекламы.
Двадцать лет ушло у него на то, чтобы исчезнуть из жизни моей матери, и почти столько же времени он пытался исчезнуть из своей собственной жизни. Чтобы завершить эту операцию, ему в конце концов пришлось прибегнуть к помощи карабинеров.
Похоже, что картина, которую я сам никогда не видел — мой отец в плавках на пляже в Сабаудиа размахивает украденным кухонным ножом, — постепенно вытесняет в моем воображении все прочие образы и воспоминания. Словно какая-то его часть все время бежит по пляжу Сабаудиа, размахивая кухонным ножом.
Я не сказал ему, где я был. Ограничился приветами:
— Все желают тебе выздоровления: Сказочная Принцесса, Пустая Бочка, госпожа Фишер, Эвелин, Йозеф Капано — все они желают тебе выздоровления.
— На что мне их добрые пожелания? — воскликнул Роберт Мельман. — Пусть приедут сюда, если я действительно что-то для них значу. И я все-таки получу льняной костюм от Капано, я дал ему деньги на костюм, после чего он удрал с этими деньгами, а льняного костюма я так и не увидел.
В этот момент вошла медсестра, чтобы сделать моему отцу укол.
— А Дэвид звонил или он опять по горло занят своей собакой?
Инъекция уже оказывала свое действие.
Я отправился к себе в пансион, чтобы позвонить Сказочной Принцессе.
— Эта женщина опять принялась меня изводить, — пожаловалась моя мать. — Пустая Бочка хочет знать, в какой больнице лежит твой отец, похоже, она меня преследует. Почему она никак не оставит меня в покое? Откуда у нее мой телефон?
— Я не знаю, мама, — сказал я.
Сказочная Принцесса выругалась.
— Неужели она собирается докучать мне даже теперь, когда он лежит на смертном одре? Неужели у этой женщины нет ни стыда ни совести?
Я не могу и не желаю жить в реальности моего отца, ибо эта реальность непригодна для жилья.
Больничная палата в Риме — крошечный островок, где временно пересеклись наши реальности. И даже в этом я не уверен. Так ли уж они пересеклись? Кого видит перед собой мой отец, глядя на меня, и кого вижу я, глядя на него?
Мне придется примириться с мыслью, что отец для меня чужой и навсегда чужим и останется. Даже теперь, после того как я переворошил все его вещи, да-да, именно теперь, когда я переворошил все его вещи, он стал мне еще более чужд, чем прежде.
Нам уже негде встречаться: все, что осталось от нас, от его адресованных мне писем, от наших прогулок, от наших обедов и ужинов со Сказочной Принцессой, от того, как мы покупали вещи для Пустой Бочки, — это безмерная грусть, для которой уже не найти точных формулировок. А то, что ускользает от власти слов, по убеждению моего отца, не имеет права на существование.
Передо мной лежит маленький кусочек картона.
«Господину Р. Мельману. Позвоните, пожалуйста, по телефону 212–5739653. У меня для вас из Голландии пакет, который вам просили передать».
Почерк довольно кудрявый. Такого номера больше не существует. Сейчас в Риме вечер, и хозяйка пансиона считает, что я поселился у нее навеки и что я каждый вечер так и буду сидеть в своей комнате с этим маленьким кусочком картона в руках.
Сейчас мне следовало бы рассказать о Пустой Бочке — все, что я о ней знаю, все, что я видел, все, что помню, как на повторном допросе в полиции, но я не хочу быть сноской в повести жизни моего отца, я хочу стать фотографом и, быть может, открыть собственное агентство. ХАРПО МЕЛЬМАН, ПОРТФОЛИО ДЛЯ ФОТОМОДЕЛЕЙ. Что-нибудь в этом духе.
Врачи говорят, что мой отец так и не смирился со своим состоянием и это правильно, что я постепенно начинаю открывать ему глаза на неизбежное.
— Папа, — говорю ему я, — на пляже в Сабаудиа ты угрожал людям кухонным ножом, в результате в тебя стреляли. Сейчас ты в больнице в Риме, и большая часть твоего тела парализована.
Он резко поворачивает голову влево, чтобы увидеть меня.
— Ты, пожалуйста, в это не верь, — говорит он, — это всего-навсего сплетни, которые распускает обо мне твоя мать.
Список произведений Роберта Г. Мельмана
Зеленый чай. Рассказ (опубликован на собственные средства; нет в продаже).
Голоса из ада. Рассказы (сборник, опубликован на собственные средства; уничтожен автором).
Арнон Грюнберг (наст. имя Арнон Яша Ивз Грюнберг, р. 1971) — крупнейший и, по оценкам критиков, наиболее талантливый писатель младшего поколения в Нидерландах. Лауреат Премии Константейна Хёйгенса (2009) за вклад в нидерландскую литературу. Знаком Арнон Грюнберг и русскому читателю — в 2005 и 2011 годах вышли переводы его романов «Фантомная боль» и «История моей плешивости» (пер. С. Князькова), сейчас же автор ведет собственную колонку в «Новой газете».
Ростислав Борисович Евдокимов (1950—2011) литератор, историк, политический и общественный деятель, член ПЕН-клуба, политзаключённый (1982—1987). В книге представлены его проза, мемуары, в которых рассказывается о последних политических лагерях СССР, статьи на различные темы. Кроме того, в книге помещены работы Евдокимова по истории, которые написаны для широкого круга читателей, в т.ч. для юношества.
Молодого израильского историка Мемориальный комплекс Яд Вашем командирует в Польшу – сопровождать в качестве гида делегации чиновников, группы школьников, студентов, солдат в бывших лагерях смерти Аушвиц, Треблинка, Собибор, Майданек… Он тщательно готовил себя к этой работе. Знал, что главное для человека на его месте – не позволить ужасам прошлого вторгнуться в твою жизнь. Был уверен, что справится. Но переоценил свои силы… В этой книге Ишай Сарид бросает читателю вызов, предлагая задуматься над тем, чем мы обычно предпочитаем себя не тревожить.
Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.
Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.
Девять человек, немногочисленные члены экипажа, груз и сопроводитель груза помещены на лайнер. Лайнер плывёт по водам Балтийского моря из России в Германию с 93 февраля по 17 марта. У каждого пассажира в этом экспериментальном тексте своя цель путешествия. Свои мечты и страхи. И если суша, а вместе с ней и порт прибытия, внезапно исчезают, то что остаётся делать? Куда плыть? У кого просить помощи? Как бороться с собственными демонами? Зачем осознавать, что нужно, а что не плачет… Что, возможно, произойдёт здесь, а что ртуть… Ведь то, что не утешает, то узлы… Содержит нецензурную брань.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.
Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.
Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.