Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть 1 - [43]

Оставляю Бибола, которому уже глубоко на все наплевать и, протиснувшись сквозь толпу, влезаю на растущее тут же раскидистое дерево. Напрягаю глаза до боли, пытаясь увидеть выступающего. Но с этого расстояния вижу лишь гигантский, окружающий залитый массами народа горизонт плакат «Polonia semper fidelis»[17]. Один мой дружбан из Отдела Пропаганды рассказывал, что лозунг этот вызвал очень даже крупные споры. Остановились на компромиссе: Все «Р» и «S» оформили в виде якорей[18], а к каждой «L» прицепили по флажку.

Прохожусь взглядом по заполненным головами лугам, по транспарантам, хоругвям, лентам и чуму-то там еще, что над этим морем развевается. А ведь я мог бы стоять там, у самого алтаря, где коллеги из комендатуры окружили почетную трибуну и ложу гостей из-за рубежа. Мог…

Разворачиваюсь на своей ветке и теперь гляжу с высоты на барьер. Кордоны ментов отвалили за нас грандиозную работу, тут отрицать нечего — без них вся эта толпа нас попросту бы растоптала. Но в пейзаже за воротами — «где будет плач и скрежет зубовный», как это определил на оперативке шеф охраны порядке во внешних секторах — как будто бы что-то изменилось. Четко видна кучка безбожников, собравшаяся непонятно вокруг чего. Где-то там, среди того скрежета зубовного, наверняка крутится и мой Птеродактиль. Интересно, еще недавно мне дико хотелось оторвать ей башку, а теперь чуть ли не слезы лью при мысли: да в чем же она виновата, сам ведь дурака свалял… Она же наверняка считает меня последним шлемазлом, который попользовался ею, а потом и пальцем не шевельнул, чтобы помочь.

Снова я чувствую себя не в своей тарелке, быстро слезаю с дерева.

«… лишь в этом народе, в одном единственном, не нашел Господь закоренелых грешников. Не запятнали безбожники земли этой. И потому сказал Господь: приду я к народу этому…» — падают из гигантских динамиков слова на очарованную мгновением толпу.

* * *

— А скажи мне, — отозвался я наконец, прикуривая сигарету, — почему… тебе нужно устраивать все это… именно таким вот образом.

— Мне обязательно нужно Его увидеть. И чтобы Он меня тоже увидел. — шепнула девица мне в плечо.

Она долго молчала, потом, тяжело вздохнув, продолжила:

— Как-то я сделала аборт. Мне было семнадцать, я не подумала, а тот настаивал, чтобы побыстрее, ну и… сам знаешь, как оно бывает. Я боялась.

— Ясно. Понимаю.

— Ни черта ты не понимаешь. Как раз за то все покаяния я засчитала, свидетельства имеются. Неподдельные. Никакого дела не было. Только я одна еще о нем помню.

— Тогда почему тебе не дали пригласительный в приходе?

— Все приходский священник. Видишь ли, я уж такая… Иногда просто не могу сдержаться. Холера, даже и сейчас забыла, зачем сюда пришла. Понимаешь, был один такой тип. Нашлась одна сволочь, накапала в приходскую канцелярию, так мне и припечатали. Блудница, так ведь это по-вашему называется?

— Угу. Параграф шестой, статья два, первый подпункт второго абзаца.

— А вдобавок еще и рецидив. Все попало под Оскорбление Общественной Морали.

Н-да, Оскорбление Общественной Морали — одно из самых паршивых дел. Искупление грехов необходимо оформлять через курию, а это куча времени.

— Ну а он?

Девица фыркнула словно кошка.

— Похоже, ты слишком молодой. Он у нас крупная рыба, отец нескольких детей, уважаемый гражданин и так далее. Похоже, он и так бабла выложил, чтобы затушевать дело. Думаешь, он рисковал бы собственным престижем, защищая какую-то подстилку, с которой ему случилось забыться?

Она вздохнула.

— У него наверняка никаких проблем с приходом сюда не было.

— Но, насколько я знаю предписания, тебе все равно должны была дать карточку кающейся, а даже с ней ты уже имеешь право пройти.

— Не знаю… Тут я сама все глупо испортила. Когда все началось, я пошла к нашему приходскому ксёндзу, и он вылил на меня бочку грязи. Я, правда, тоже в ответе не осталась. Вот вырвалось, что я думаю про весь этот цирк, — помню, что после этих слов я инстинктивно вздрогнул, но ничего ей не сказал. — И он тут же такую мне дрянь в бумаги вставил, что вообще не о чем было говорить. Я подумала, что, может, в Варшаве что-нибудь удастся устроить…

Ага, Оскорбление Общественной Морали плюс Святотатство. После такого не отмоешься!

— Только мне на все это как-то наплевать, висит себе и висит. Разве что… Иногда мне кажется, что со мной что-то не в порядке. Я боялась, не думала, что делаю. А вот теперь меня это мучает. Не знаю… Я только хотела, чтобы Он меня увидел. Чтобы он мне помог об этом не думать. Ведь не выкинул бы он меня за двери, как тот приходский поп. Как ты думаешь?

Я задумался.

— Наверняка это я глупости несу. Что там такая как я дурочка может знать о тайнах веры… Я уже и сама не знаю, чего я хочу. Устрой мне хотя бы только проход. Прошу тебя, устрой.

«Вы — Божья Милиция, и вы не имеете права снисходительно относиться к греху. Если бы хоть в чем-то мы снисходительно прощали грешникам, наш народ не был бы тем, чем он является».

— Оставь мне свои документы. Что только смогу, сделаю. — Я и сам удивился, насколько чистосердечно это прозвучало. — А тебе уже пора идти, — прибавил я. — Наши четки получше, чем у приходских священников, но если бы ты должна была остаться на ночь, мне пришлось бы искать исповедника.