Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть 1 - [102]

Это ее «вы» меня несколько сбило с толку — а может, ее теплая улыбка, направленная явно в мою сторону — но мне каким-то макаром удалось не изобразить из себя придурка. Во всяком случае, не сразу.

— Ремигий Гвуздек, — представился я, пожимая ее пальцы. — А это…

— Червяк, — не дал мне закончить мой коллега. — Фамилии оставим для более официальных случаев.

Девушка рассмеялась, а у меня тут же кольнуло сердце, поскольку было понятно, что ее внимание теперь сконцентрируется исключительно на Червяке. Ведь всегда оно так, зараза, было.

Только, к собственному изумлению, это как раз я получил первым ошейник с пропуском. Мне же было адресован и первый вопрос, когда мы уже вошли в здание:

— На телевидении в первый раз?

— В здании — да, — ответил я, прилично смутившись. — Но как-то в универе к нам приезжала репортерская группа по причине забастовки, так я давал интервью. А потом пустили это в «Курьере»[39].

Патриция кивнула, а Червяк тихонечко фыркнул. Сегодня мне кажется, что это была его реакция на слово «интервью». Но тогда я едва это отметил.

Когда мы вошли в лифт, наша проводница заявила, что мы должны глядеть прямо в камеру, стараться не касаться лица — первое, это не слишком красиво выглядит, и второе, это может повредить макияжу, который нам сейчас наложат — а так, улыбаться и выглядеть расслабленными.

— Только не надо представлять себе зрителей в белье, как это иногда советуют, — предупредила нас она. — Ведь в такое время нас могут видеть и дети.

Я гаркнул смехом, а стены понесли мое веселье дальше и сразу же вернули назад, сильно усилив эхом. Тут же из нескольких комнат выглянули любопытствующие головы. Пускай и не надолго, но я, все же, почувствовал себя кретином.

К счастью, мы практически уже были на месте.

* * *

И снова, дорогие мои, представьте себе картинку. Сидят два мужика в костюмах в телевизионной студии — косметика на лицах заставляет их чувствовать себя будто котлеты в муке — а вокруг них крутятся люди, которые поправляют им прически, подцепляют микрофоны и тому подобное. Перед ними экран, представляющий, что происходит в Варшаве, и глазок камеры, выглядящей словно «HAL 9000» из «Космической Одиссеи».

Когда меня уже перестали ощупывать и выставлять, я глянул на Червяка. Тут я надеялся, что мне хоть в небольшой степени передастся его оптимизм и уверенность в себе, только у моего дружка и сообщника тоже была не слишком веселая мина. Так что я, как оно обычно со мной и бывает, еще сильнее скукожился.

А потом появился, кажется, режиссер, и в нескольких словах повторил нам то, что мы уже слышали от Патриции. Наконец он спросил, готовы ли мы, и дал знак, что мы будем в эфире через пять, четыре, три…

Ладно, и вот тут у меня в памяти дырка. Блин, можете меня щипать, прижигать или топить, и все равно, я вам не скажу, как оно началось. То есть, если не считать одного-двух моментов, я совершенно ничего не помню с начала программы.

Я знаю, что в варшавской студии сидело четыре мужика: двое поваров — один телевизионный, а другой из какого-то миллионнозвездного отеля» монах, издавший книжку о монастырских лакомствах, и еще один знаменитый на всем свете путешественник. Этот тип был профессором антропологии, исследователем и вообще, обладателем кучи титулов.

Он немного был похож на Дэвида Найвена из старой экранизации «Вокруг света за восемьдесят дней». Короче, вы понимаете? Тоненькие усики над самой верхней губой, высокий лоб и старательно зачесанные назад редкие волосы. На нем был несколько старомодный шерстяной костюм — короче, если бы в зубах у него была трубка, и если бы он сидел в удобном креслеЮ то мог бы рекламировать английские клубы для джентльменов.

Поначалу все шло мило и гладко. Если говорить о нас, то выступал, в основном, Червяк, поначалу тихо и неуверенно, но затем он быстро раскочегарился. Я же подбрасывал только коротенькие предложеньица, ну, чтобы не никто не подумал, будто бы являюсь лишь сомнительного качества дополнением коллеги.

Повара и монах восхваляли большую часть содержащихся в книге рецептов и смеялись над помещенными там же веселыми историями. Они по памяти цитировали фрагменты папских писем, выискивая в них символику и глубину. Сразу же после этого ведущая сообщила, что тираж книги уже достиг четырех миллионов, и это означало, что в Польше ее купил каждый десятый гражданин. При этом она вспомнила, что Червяк получил эти письма в наследство, и спросила как он сувствует себя в роли случайного миллионера.

— Вот даю вам честное слово, что чувствую себя заеб… хорошо.

* * *

Ага, и снова я забыл кое о чем вспомнить. С того момента, как мы получили нечто большее, чем аванс, вместе с Червяком решили перебраться из общаги куда-нибудь в центр города. Ну, знаете, снять какую-нибудь квартиру, где никто на входе никого не проверяет, у каждого имеется отдельная комната, а сортир поближе, чем на средине коридора.

Говорят, что сегодня квартиру найти сложно, только, естественно, это зависит только от того, как у тебя с бабками. Мы были готовы отдать две косых за месяц сразу же за полгода, так что нашли хату, не парясь. Хозяева квартиры как раз отбывали в Штаты на год, и хату оставляли со всем фаршем: плазмой, кондиционером и звонком на двери, играющим «We will rock you»… Вместе с Червяком мы должны были въехать туда под конец недели.